Жюль Верн - Двадцать тысяч лье под водой (пер. Вовчок)
Вода в этом месте была до того чиста, что на дне ясно были видны все раковины, зоофиты и водоросли.
Я позвал Консейля, и он принес мне маленький легкий черпак, несколько похожий на тот, каким ловят устриц.
— С позволения их чести, — сказал Консейль, — эти дикари, кажется, вовсе не злы!
— А между тем это людоеды, Консейль.
— Можно быть людоедом и добрым человеком, — отвечал Консейль. — Разве лакомка не может быть честным человеком? Одно не мешает другому.
— Хорошо придумано, Консейль! Я соглашаюсь, что эти честные людоеды честно едят своих пленников. Но так как я не желаю быть съеденным, хотя бы даже честно, то я буду держаться настороже, потому что капитан «Наутилуса» не хочет принимать никаких мер предосторожности. А теперь за работу!
В продолжение двух часов наша ловля шла успешно, но не принесла никаких редкостей. Черпак наполнялся «ушами Мидаса», арфами, гарпами и, главное, множеством молотков, красивее которых я никогда не видел. Мы поймали также несколько жемчужных раковин и с дюжину маленьких черепах, которых отдали корабельному повару.
И вот, когда я меньше всего ожидал, мне попало в руки чудо, или, вернее сказать, «уродство» природы, которое встречается очень редко. Консейль вынул черпак, нагруженный обыкновенными раковинами, я посмотрел на них и быстро достал одну раковину, испустив конхиологический крик, самый пронзительный, какой только может произвести человеческое горло.
— Что приключилось с их честью? — спросил удивленный Консейль. — Их честь что-нибудь укусило?
— Нет, дружок, нет! Хотя я бы охотно поплатился целым пальцем за эту находку!
— За какую находку, с позволения их чести?
— Вот она! — сказал я, показывая ему раковину.
— Да ведь это простая пурпурная улитка, род улиток, отряд гребенчатожаберных, класс брюхоногих моллюсков…
— Да, Консейль, но вместо того чтобы завиваться справа налево, эта улитка завивается слева направо!
— Возможно ли? — вскрикнул Консейль.
— Да, дружок, да! Это раковина-левша!
— Раковина-левша! — повторил Консейль.
— Посмотри-ка на ее спираль!
— Ах, их честь не поверят, — сказал Консейль, принимая драгоценную раковину дрожащей рукой, — но я никогда еще так не волновался!
И было от чего волноваться!
Все знают по наблюдениям натуралистов, что движение справа налево — закон природы. Светила с их спутниками движутся с востока на запад. Человек действует лучше правой, чем левой рукой, поэтому инструменты, приборы, лестницы, замки, пружины часов и многое другое сделано таким образом, чтобы действовать справа налево. Природа преимущественно следует этому же закону и в отношении раковин. У них завиток завернут справа налево, исключения очень редки, и если попадается раковина-левша, то знатоки ценят ее на вес золота.
Мы с Консейлем были поглощены созерцанием нашего сокровища, и я уже мечтал обогатить ею наш Парижский музей, как вдруг камень, метко брошенный туземцем, разбил эту драгоценность в руках Консейля.
Я испустил крик отчаяния. Консейль схватил мое ружье и прицелился в дикаря, который раскачивал свою пращу всего в десяти метрах от нас. Я хотел остановить Консейля, но он уже выстрелил и разбил браслет с амулетами, висевший на руке дикаря.
— Консейль! — закричал я. — Консейль!
— Что угодно их чести? Разве их честь не видят, что людоеды первыми начали атаку?
— Раковина не стоит жизни человека! — сказал я ему.
— Ах, негодяй! — вскрикнул Консейль. — Я скорей бы его простил, если бы он перебил мне плечо!
Я оглянулся и тут только заметил, что к нам подобрались непрошеные посетители. Примерно двадцать туземных пирог окружали «Наутилус».
Эти пироги, выдолбленные древесные стволы, — длинные, прямые и хорошо приспособлены для плавания. Они никогда не опрокидываются, потому что равновесие поддерживается с помощью двойного бамбукового шеста, который плывет по поверхности. Я не без тревоги смотрел, как пироги, управляемые ловкими полунагими гребцами, приближаются к нам все ближе и ближе.
Очевидно, что эти папуасы уже имели сношения с европейцами и знали их суда. Но что они должны были думать об этом длинном металлическом цилиндре без мачт и без труб?
Вероятно, сначала он их испугал, потому что они держались некоторое время в почтительном отдалении от него; но, видя неподвижность судна, они мало-помалу перестали бояться и отыскали теперь случай с ним познакомиться.
Это знакомство и следовало отвратить. Наши ружья стреляли бесшумно и не могли произвести на них никакого впечатления, потому что они боялись только трескучего оружия. Гроза без раскатов грома мало пугает людей, хотя опасность заключается в молнии, а не в громовом треске.
Пироги приблизились к «Наутилусу», и в него посыпались тучи стрел.
— Град идет! — сказал Консейль. — И, возможно, град отравленный!
— Надо предупредить капитана Немо! — сказал я, сбегая с трапа.
В салоне я никого не нашел и постучался в каюту капитана.
— Войдите! — ответили мне.
Я вошел и застал капитана за какими-то вычислениями, где преобладали иксы и другие алгебраические знаки.
— Я помешал вам? — спросил я из приличия.
— Да, господин Аронакс, помешали, — отвечал капитан, — но я думаю, что у вас на это серьезная причина?
— Очень серьезная. Нас окружили пироги туземцев, и через несколько минут на нас, вероятно, нападут несколько сотен дикарей!
— А! — сказал спокойно капитан Немо. — Так они приплыли в пирогах?
— Да, капитан, в пирогах!
— Ну так мы закроем люк, профессор.
— Да, надо закрыть, капитан, я за этим и пришел…
— Сейчас закроют, — сказал капитан и, нажав на кнопку звонка, передал приказ экипажу. — Исполнено! — сказал он мне через несколько секунд. — Надеюсь, вы не опасаетесь, что эти господа пробьют обшивку, которую не могли повредить снаряды вашего фрегата?
— Нет, капитан, не опасаюсь, но ведь еще остается опасность!
— Какая, профессор?
— Такая, что завтра, в этот же час, надо будет открыть люк, чтобы закачать свежий воздух в «Наутилус»!
— Разумеется, профессор, потому что «Наутилус» дышит, как китообразные животные.
— А если в это время папуасы вскарабкаются на палубу, как вы их остановите?
— Так вы думаете, что они заберутся на борт «Наутилуса»?
— Я в этом уверен!
— Ну, пусть себе забираются. Я не вижу причины мешать им. Я не хочу, чтобы моя остановка у острова Гвебороара стоила жизни хотя бы одному из них.
Я хотел уйти, но капитан удержал меня и пригласил сесть около него. Он с интересом расспрашивал меня о нашей прогулке по острову, об охоте и никак не мог понять нашей потребности в мясе, которая была так развита у Неда Ленда. Затем разговор коснулся разных других предметов. Капитан хотя и не был откровенным, но показался мне гораздо любезнее.
