Нэт Прикли - Проклятие
— А почему здесь колодца нет? — спросил Найл под следующим шатром.
— Закрылся. Хорошо, что тут рядом другой есть, а то бы погибли. С детьми и на поиски не уйдешь, и нового жилого купола не построишь. Вот и носит воздух издалека.
— А где колодец-то?
— Так не увидишь, — пояснил болотный житель. Ночь, мало света.
Они преодолели два дорожных купола, попали под домашний. Лазун воодушевлено забрался на самый верх купола и самодовольно сообщил:
— Везу три камня. Крупных. Буду жилой купол наращивать.
— Очень крупных? — откликнулся кто-то с довольно близкого расстояния.
— Двойных.
— Не может быть! Тебе такие нипочем не сдвинуть.
— Это Бегунок, — пояснил Лазун. — Мой «задний» сосед.
— Будь осторожнее, Лазун, — послышалось откуда-то из водной толщи. Недавно кричали, что акулы сюда пришли.
Образ обтекаемых зубастых рыб с высоким спинным плавником Посланник узнал без особого труда.
— Купол опущу, не достанут, — ответил паук, и пояснил для Найла: — Они сверху, сквозь купол, нападать и не догадываются. Только снизу. Если купол глубокий — ни за что не достанут.
— Неужели твой дом скоро? — даже не поверил Посланник.
— Скоро, — пообещал болотный житель. Четыре купола. Два последних — уже мои.
Надежда на скорое окончание пути придала силы, и последние шатры Найл преодолел буквально на одном дыхании. Жилой купол Лазуна правитель узнал издалека: на поверхности уже снова наступил день, и толщу воды прорезал мясистый столб яркого света. А прямо под ним выгибал свою серебряную крышу паучий подводный дом.
— Продольный колодец! — с гордостью похвастался болотный житель. Такие редко закрываются. Поперечные — намного чаще.
Найл же просто выставил голову в воздух и тяжело дышал.
Тем временем, неутомимый Лазун начал производить с камнями интересные манипуляции. Выбрав самый большой, он оттащил купол с ним на расстояние метров в тридцать, несколько раз тщательно обмотал паутиной, выпущенной из кончика брюшка, потом взялся всеми лапами за края транспортного купола и перекусил старую нить, удерживавшую булыжник.
Тяжеленный груз начал стремительно уходить в глубину, спустя минуту вовсе скрывшись из глаз.
Тем не менее, судя по напряженной позе Лазуна, паутину из него все продолжали и продолжали вытягивать. Перевел дух восьмилапый только минут через пять, подплыл к куполу и обежал его поверху, приклеивая новую белую нить.
— Так вот для чего вам нужны камни, — наконец догадался Посланник. Вместо якоря. Наверное, дно слишком глубоко, или к нему прикрепится невозможно. Что там внизу? Ил? Песок?
— Мы так глубоко не ныряем, — признался паук. На глубине воздух из шкуры выжимается, дышать невозможно.
— Теперь понятно, — кивнул Найл. — Чем больше камней, тем крупнее можно делать купол. Иначе он просто всплывет вместе с якорями. Кстати, а что в этом страшного? Упрется в водоросли — и остановится.
— Сложиться может, — пояснил болотный житель. От малейшего толчка опрокидываться станет. А «крыши» касаться нельзя. Там часто острые корни попадаются, ветки. Проколоть могут. Весь воздух сразу вылетает, а купол тонет. Часто из него даже выскочить не успевают.
— Понял, — Найл немного проплыл вдоль стены жилого шатра, выискивая, за что можно было бы зацепиться.
— Лазун! — взмолился он. Дай мне отдохнуть хоть несколько часов! Натяни хоть полочку какую, что ли… Вон, у паучихи второй этаж и вовсе на весь купол сделан.
— У Толстушки-то? Так у нее дети.
— А я и вовсе не паук, по стенам бегать не умею. Сделай мне какое-нибудь прибежище!
Восьмилапый водолаз занырнул в свой дом, забежал на стенку, и на высоте примерно полуметра пришлепнул брюшком.
Вытянул метра три нити, пришлепнул еще раз. Потом быстрым и ловким зигзагом соединит нить со стенкой. Получилась боковая полочка типа гамака. Найл тут же подплыл к ней, зацепился руками, подтянулся, перевалился внутрь и со стоном наслаждения вытянулся во весь рост:
— Великая Богиня, как хорошо!
— Ты тут отдохни, полежи, — предложил паук, — а я на охоту сплаваю. А то желудок пустой, сил даже на паутину не остается. Хорошо?
Посланник Богини не ответил. Он уже спал.
* * *— Здравствуй Найл. Ты опять здесь? — Здравствуй Стииг.
Посланник огляделся. В Башне все сохранялось как в прошлый раз. Даже позвякивание, как в прошлый раз, доносилось с верхнего и нижнего этажа. Похоже, астронавты продолжали здесь свои работы.
— Что случилось с тобой, Стигмастер, перед нашим расставанием? Ты кричал так, будто тебя режут или убивают.
— Убивают, — горько усмехнулся старик. Кто может сказать, убивают тебя или просто ремонтируют? Не знаю.
— А разве компьютеры способны испытывать боль или страх смерти?
— Страх смерти, — старик пересек зал и сел рядом с пищевым синтезатором. Кто знает, что это такое? Когда живое существо не боится умереть, оно спокойно смотрит, как на него рушится скала и не делает попытки убежать. Остается жив тот, кто пугается, кто кидается наутек, а потом передает свой инстинкт самосохранения детям. Поэтому теперь любое живое существо, видя приближение конца, истошно визжит от ужаса.
— О-е, электрическая сила, — послышалось сверху. Опять активность в пятом канале.
— Подожди, ничего не делай, — ответили Карлу из-под пола. Я сейчас пойду посмотрю.
— Ну вот, — продолжил Стииг. — Вспомни компьютер подземного реактора. Программой в него заложено стремление сохранить собственную целостность, не допустить взрыва или саморазрушения любой ценой, вплоть до уничтожения опасных для работоспособности реактора и обеспечивающих работу систем людей. Во имя спасения миллионов горожан компьютеру разрешено поднимать руку даже на человека, лишь бы уберечь себя от гибели. Испытывает ли этот компьютер страх смерти? Закричит ли от ужаса, когда увидит, что нет путей к спасению?
— Не знаю.
— Вот именно. Существует ли разница между инстинктом самосохранения, развившимся в ходе эволюции, и заложенном искусственной программой? Между тем, который измеряется химизмом клеток, и тем, который обозначается перепадом потенциалов?
— Тебе страшно, Стииг?
— Мне? Нет. С нами ведь все просто. Добавьте блок в программу — и использующий ее компьютер разнесет половину планеты ради собственного спасения. Уберите — и ведомая тем же компьютером ракета врежется в цель, чтобы погибнуть, но уничтожить. Нет, во мне не заложена программа страха смерти. Но есть весьма развитая самообучающаяся схема. Схема, которая позволяла мне на протяжении тысячи лет развиваться и изменяться в соответствии с изменяющимся миром. Это непреодолимое стремление использования наиболее оптимальных путей анализа, программных модулей, внутренних структур. И когда посторонние люди ломают изнутри отработанную столетиями, оптимальную, уравновешенную систему ради того, чтобы воткнуть в нее нечто корявое, непонятное и уродливое — это…
