Нил Гейман - Американские боги. Король горной долины. Сыновья Ананси
Потом Тень подошел к прилавку.
— Хотите крем-мороженое? — спросил бойкий юнец.
— Нет. Спасибо. Тут можно где-нибудь взять машину напрокат? Моя заглохла по дороге.
Юнец поскреб в затылке.
— Это вряд ли, мистер. Если машина заглохла, позвоните в «Три А».[39] Или вон договоритесь на бензоколонке, чтобы вас взяли на буксир.
— Это мысль, — сказал Тень. — Спасибо.
Он зашагал по тающему снегу к бензоколонке. Там он прикупил шоколадных батончиков и вяленого мяса, и еще несколько химических грелок для рук и ног.
— У вас тут где-нибудь можно взять напрокат машину? — спросил он у кассирши. Она была поперек себя шире, носила очки и была не знамо как рада с кем-нибудь поболтать.
— Дайте-ка подумать, — сказал она. — Мы тут вроде как на отшибе. В Мэдисоне есть прокат. А вы куда направляетесь?
— В Кейро, — ответил он. — Знать бы еще, где это.
— Я знаю, — сказала она. — Дайте-ка мне карту Иллинойса — вон она, на полке.
Тень подал ей ламинированную карту. Она ее развернула, потом с победоносным видом ткнула пальцем в самую нижнюю точку.
— Вот он.
— Каир?
— Это так город в Египте зовется. А тот, что в Малом Египте, называют Кейро. У них там даже Фивы есть и всякое такое. У меня золовка из Фив. Я ее как-то спросила про египетские Фивы, она на меня так посмотрела, будто у меня крыша поехала. — Женщина заклокотала от смеха, как труба под раковиной.
— Там и пирамиды, что ли, есть?
До города было пять сотен миль почти строго на юг.
— О пирамидах я ничего такого не слыхала. Это место называют Малым Египтом, потому что — ой, ну, может, лет сто-сто пятьдесят тому назад тут был голод. Неурожай, а им хоть бы хны. Вот все туда и мотались за продовольствием. Прямо как в Библии. Иосиф и разноцветный чудо-плащ.[40] Все в Египет, тру-ля-ля!
— А на моем месте вы бы на чем туда поехали? — спросил Тень.
— На машине.
— Моя машина заглохла по дороге, за несколько миль отсюда. Кусок говна, а не тачка, прощу прощения за мой французский.
— Эт-точно, — сказала она. — Мой шурин так их и зовет — говнотачками. Он ими маленько приторговывает — покупает, продает. Звонит мне, мол, Мэтти, я тут еще одну говнотачку продал. Кстати, вдруг его и ваша колымага заинтересует. Ну, типа, на запчасти и все такое.
— Вообще-то она боссу моему принадлежит, — сказал Тень, удивляясь, как гладко и свободно врет. — Нужно ему позвонить, чтоб приехал ее забрать. — Тут его осенило. — А ваш шурин далеко отсюда живет?
— В Маскоде. Десять минут на юг, и вы на месте. Это сразу за рекой. А что?
— Ну, может, у него найдется для меня какая-нибудь говнотачка, — я бы и купил ее, скажем, сотен за пять-шесть?
Она ласково улыбнулась.
— Мистер, у него на весь двор не найдется тачки за пять сотен даже с полным баком бензина в придачу. Только я вам ничего такого не говорила, ладно?
— Позвоните ему? — спросил Тень.
— Так уже звоню, — сказала она и взяла трубку. — Ты, голубчик? Это Мэтти. Давай мигом ко мне. Тут один мужик хочет купить у тебя тачку.
Из всех говнотачек он выбрал «Шеви Нову» восемьдесят третьего года выпуска, с полным баком бензина, заплатив за нее четыреста пятьдесят долларов. Счетчик показывал почти двести пятьдесят тысяч миль пробега, в салоне едва заметно пахло бурбоном, табаком и чем-то еще — чуть более густой, плотный запах — возможно, бананами. На машину налипло столько грязи и навалило столько снега, что невозможно было определить, какого она цвета. При всем том, из всех транспортных средств, стоявших у шурина Мэтти во дворе, это была единственная тачка, которая оставляла надежду на то, что она сможет протянуть еще пять сотен миль.
Тень расплатился наличными, шурин Мэтти даже не пытался спрашивать у него имя или номер социальной страховки — его интересовали только деньги.
Тень поехал на запад, потом на юг, стараясь держаться подальше от федеральной трассы. В кармане у него лежало еще пятьсот пятьдесят баксов. В говнотачке было радио, но когда он его включил, оно не издало ни звука. Указатель сообщил, что он выехал из Висконсина и теперь едет по Иллинойсу. Тень проехал мимо открытого карьера, над которым в тусклом дневном зимнем свете горели огромные голубые прожектора.
Он остановился перекусить в забегаловке «У мамы», успев заскочить туда перед самым перерывом.
Какой бы город он ни проезжал, неизменно встречал два указателя: на основном значилось, например, что он въезжает в «Наштаун» (нас. 720 чел.). На дополнительной табличке говорилось, что городская баскетбольная команда заняла третье место на соревнованиях между соседними штатами среди команд младше 14-ти лет, или что этот город — родина иллинойсских полуфиналисток в соревновании по борьбе среди девушек младше 16-ти лет.
Он все ехал и ехал, поклевывая носом и чувствуя, как с каждой минутой силы его покидают. Он пролетел на красный, и ему в бок чуть не въехала женщина на «Додже». Добравшись до открытой местности, он съехал на обочину в проторенную трактором колею и остановил машину на припорошенном снегом и покрытом стерней поле, где, выстроившись в ряд, будто плакальщики, идущие за гробом, медленно вышагивали жирные черные дикие индюки; выключил мотор, перебрался на заднее сиденье, лег и заснул.
Темно; он как будто падал куда-то — как Алиса, в бесконечный колодец. В сплошную тьму, и длилось это сотню лет. Мимо, выныривая из мрака, проплывали какие-то лица, и прежде чем он успевал до них дотронуться, распадались на кусочки и таяли…
Внезапно, безо всякого перехода, падение прекратилось. Он оказался в пещере, и рядом с ним был кто-то еще. Тень вгляделся в знакомые глаза: огромные, влажные, черные. Глаза моргнули.
Он под землей. Так и есть. Он помнил это место. Воняло потной коровой. Свет костра мерцал на влажных стенах пещеры, освещая бизонью голову и человеческое тело, кожу цвета красной глины.
— Народ, да когда же вы, наконец, от меня отстанете? — сказал Тень. — Дайте человеку поспать.
Человек-бизон медленно кивнул. Он не двигал губами, но Тень услышал, как в его голове прозвучал вопрос:
— Куда ты направляешься, Тень?
— В Каир.
— Зачем?
— А куда мне еще направляться? Среда сказал, в Каир, — значит в Каир. Я выпил его мед.
Во сне, где действовала логика сновидения, Тени казалось, что принятое им на себя обязательство неоспоримо: он трижды испил меда и тем скрепил договор, — так что теперь хочешь не хочешь, иного выбора у него нет.
Бизоноголовый потянулся к костру, помешал рукой угольки и ломаные ветки, и они полыхнули ярким пламенем.
