Семиозис - Бёрк Сью
«Модератором быть трудно, – предупредила я. – У тебя будет мало настоящих друзей».
«Я рад быть модератором, особенно ко-модератором. Дуализм в модераторах – это хорошо: животное и растение, временное и постоянное, более сильное руководство для Мира и идеальное равновесие, как объяснил Бартоломью. Я рассмотрел полисахариды моих наиболее активных корней и пришел к выводу относительно равенства».
«Мы равны?»
«Равенство – это не факт вроде продолжительности дней. Я явно превосхожу вас размерами, возрастом и разумом. Равенство – это идея, убеждение – как красота. В основе лежит дуализм варварства и цивилизованности. Варварским будет пожирание мирян орлами. Цивилизованным – попытка мирян заключить мир со стекловарами. Цивилизованно жить с мирянами как равными. Именно варварство уничтожило цивилизацию бамбуков, когда мои предки допустили, чтобы их взаимодействие с животными стало эгоистичным. Мои действия будут руководствоваться цивилизованностью, которая подарит им смысл, а моему виду даст новую цель».
Это требовало какого-то ответа. Жаль, что у меня не получалось верить Стивленду всей душой. В своей должности уполномоченного мне часто приходилось слышать, как люди заявляют о своем намерении начать новую жизнь и отказаться от дурных привычек вроде плохого обращения с мужем или уклонения от работы. Возможно, они были искренни, но зачастую возвращались к прежнему. Порой только ужасное потрясение могло привести к стойкому изменению.
«Это благородные цели, – написала я. – Я с оптимизмом смотрю на нашу совместную работу модераторами. – Мне следовало высказаться позитивно, даже если это заявление – сплошной самообман. – До завтра. Воды и солнца».
Я только что навещала Джерси. Наблюдающий за ней медик работает со всем тщанием. Она накормлена и получила весь уход, какой мать дает новорожденному, включая мягкую, теплую и чистую постель у окна в клинике. Лозы тянутся к ней от бамбукового ствола на улице. Одна заползает ей в ухо, еще одна – в ноздрю. Обе растут и исследуют ее мозг, пробуя кровь и ткани, пока Стивленд выясняет, как паразиты сделали ее безумной.
А излечить ее он мог бы? Скарлатину он лечить умеет. Он мог бы убить паразитов. Но ему она нужна мертвая, а не исцеленная.
Широкие полосы мягкой материи не позволяют ей травмировать себя непроизвольными движениями. Дыхание у нее спокойное. Кожа розовая и теплая. Третья лоза обвивает ее шею, и мелкие корешки подают седативные и болеутоляющие вещества. Со временем он введет достаточно успокоительного, чтобы она уснула навеки, как он это делает при эвтаназии. Мы похороним ее на кладбище, и Стивленд отправит более крупные корни питаться ею – как сделает это и со мной, когда меня заберет старость.
Перед тем как вечером вернуться к себе в кабинет, я забралась на городскую стену. За полем, в лесу, какое-то дерево затряслось, а потом рухнуло. Фиппольвы работают, а Роланд ведет их песней. Перекликались летучие мыши. Роща бамбука выросла вдоль стены. Стивленд может слышать, но мысли он не читает. Даже лозы в голове у Джерси не помогут ему понять, что ею руководила любовь, мучительно искаженная, трагически стойкая. Как нам понять, в какой момент наши собственные мысли ведут нас к невыразимой ошибке?
Мы говорим себе, что на Мире хорошо, что мы счастливо живем в Радужном городе, живем в безопасности среди восстановленных руин прежних стекловаров, где Стивленд – наш друг, помощник и вождь. Сбор урожая – это радостное время года. Долгая зима отделяет нас от Дня Наготы, но в этот день я сожгу нечто такое, что никто не опознает – и это нечто будет символизировать Стивленда. Однако я не буду клясться, что изменюсь. Я слишком стара для перемен, какими бы нужными они ни были.
Най год 106 – поколение 6
Мы, граждане Мира, обязуемся признавать и поддерживать достоинство и ценность всех разумных существ и ту систему взаимных связей, частью которой являемся; справедливость, равенство и заботу в наших отношениях друг с другом…
Предсказуемо. Едва выйдя из города, Мари, Сосна и Роланд начали спорить.
– Нам надо было сразу идти за стекловарами, – возмущалась Мари, – а Татьяна запретила. Они сейчас уже неизвестно где.
Она была не прочь поругать модератора – но только у нее за спиной и спустя две недели после принятия решения. Тем не менее Мари лучше всех писала и читала на стекловском и была невероятно трусливой, так что исключительно хорошо подходила для мирного визита… разве что засплетничает стекловаров насмерть.
– Только не тогда, – возразил Роланд. – У нас было слишком много дел. Джерси была травмирована.
– Все расследование было провальным! – отрезала Сосна. Она терпеть не могла и Мари, и Татьяну. Может, это конфликт поколений. – Татьяне следовало взять помощников. Не обязательно было пытаться сделать все самой.
– Ей Стивленд помогал, – напомнила Мари.
– Татьяна думает о благе Мира, – сказал Роланд.
– Жаль, что она для тебя слишком старая.
Никакой жалости у Сосны в голосе не ощущалось.
Роланд молча улыбнулся. Он всегда ведет себя так, словно может заполучить любую женщину. Да, у него мышцы и очень хорошая борода, но хвастаться этим не обязательно.
Мы с Кангом ничего не сказали. Канг – Зеленка, как и Роланд с Мари, но волосы у него черные и краска на них не ложится, так что он вплетает в волосы зеленые ленты. Он большой и тупой, но у него хватило соображения не вступать в глупый спор. У меня самого бородка только начинает расти, но опыта у меня хватило на то, чтобы позволить политикам тратить свое время и силы, а не мои.
Единственное, чего я хотел – чего я всегда хотел, – это познакомиться со стекловарами. Мы пятеро были теми, кому больше всего хотелось отыскать стекловаров, но из нас не получилась лучшая в мире команда. Стекловары не стали бы вот так собачиться.
Все стало еще хуже, когда мы добрались до первого ночного убежища. Женщины с Роландом спорили, должны ли мы были заметить, что Джерси больна. Я набрал хвороста и салатной зелени, подогрел лепешки, которые захватил из города, сыграл на флейте песенку, чтобы заглушить спор, и пошел спать. Хорошо хоть, никто не жаловался ни на еду, ни на музыку.
На следующий день женщины спорили насчет назначения Стивленда ко-модератором.
– Он о нас заботится, – сказала Мари. Она была стоматологом и целыми днями смотрела больные зубы. – Он дает нам все, что может, от анальгетиков до фторидов.
– Ему нужно установить четкие границы, – заявила Сосна. – Нам надо думать о ситуации в целом, а не только о медицинской стороне вопроса, и заставлять его отчитываться.
Она занималась погодой и географией и чертила карты на каждый случай, так что от Стивленда ей было мало толка.
Они часами обсуждали, почему выбор ко-модераторов – это хорошая мысль. Это хорошая мысль, и точка! Я старался получать удовольствие от похода. Стояла осень, так что было на что посмотреть.
Мы с Роландом и Кангом начали от них отставать и рассматривать стада мигрирующих оленьих крабов и кустовые колонии с большими яркими крыльями. Парящие ленты пытались заякориться на зиму среди деревьев, которые уже начали сбрасывать листья. На все эти интересные вещи у женщин не оставалось времени, потому что их интересовали люди, а не вещи. Я даже не знал, слышат ли они песни летучих мышей или ритмы ветра.
В эту ночь наше убежище было уже так высоко в предгорьях, что воздух стал разреженным, а кипяток – менее горячим. Я приготовил хорошей еды: копченую птицу-боксера с картошкой – и попытался начать более приятный разговор.
– У меня уже такое чувство, будто мы со стекловарами друзья. А у вас?
Они посмотрели на меня непонимающе.
– Ну, когда мы были маленькими, у нас были всякие куклы, инструменты и кубики, и мы понарошку строили город.
Сосна кивнула и вздохнула. Она, как и я, из Поколения 6, но бусин на ней так много, что если она упадет в воду, то не потонет. Она не была такой коренастой, как Мари, да и высокой не могла считаться, но умела встать так, чтобы занять много места.