Игорь Пронин - Свидетели Крысолова
Справа стояло несколько машин, и Живец, крякнув, снова поднялся. Открытых не оказалось, пришлось повозиться, выковырять камень из бордюра у детской площадки. Можно было разбить стекло и локтем, но если есть время поберечься, надо беречься. Приборная доска замигала красным, но Живец довольно быстро усмирил её и выехал со двора. Двое автоматчиков проверяли приземистый «мерседес», один тут же отошёл, замахал рукой.
Живец погнал машину прямо на него, опущенной головой надавив на сигнал. И опять враги повели себя странно — стрелять начали, только когда машина отъехала прочь на сотню метров, а били так, будто боялись попасть. Он даже застонал: как понять, что происходит? «Неужели страна настолько зажирела, что даже НБ укомплектован недоучками? В противном случае остаётся только поверить в высшие силы. В зелёных человечков, например... Точнее, в одного человека в зелёном. И как в него теперь не верить?!»
В бардачке нашлись сигареты и зажигалка. Не обращая внимания на правила, Живец гнал по Москве, стараясь избегать лишь самых оживлённых в это время дорог. Он даже не сразу понял, куда именно едет, и, лишь выруливая па МКАД, вспомнил о Даниловой.
— Ключи у соседа, — кивнул он сам себе. — Что ж, умн́о. Только машину надо бросить подальше.
Погони не было, и даже Патруль вёл себя как ни в чём не бывало. «Наверное, НБ не рискует в открытую гоняться за законной дичью Милоша, — сделал вывод Дмитрий. — Тем лучше, тем проще. Вот только...» Он даже пристукнул в раздражении по рулю.
Данилова не вернулась, но это не значит, что она погибла! Милош наверняка следит за её квартирой, соваться туда ни в коем случае нельзя. Но незримый ангел, хваленое чутьё, не подал сигнала тревоги. Пожав плечами, Живец свернул с кольцевой дороги, остановился и покинул машину. Будь что будет, сейчас ему нужно уютное логово, чтобы досмотреть наконец свои странные сны, а до ближайшего схрона добираться далеко и небезопасно.
Примерно через час Дмитрий добрался до дома, о котором узнал из видений. На ходу он раздумывал, как провести автоматику, чтобы войти в подъезд, но у дверей оказался живой, хотя и очень древний консьерж. Прикрывая ладонью огонёк сигареты, Живец наблюдал за ним несколько минут и дождался момента, когда старик зашёл внутрь, чтобы ответить на вызов. Чутьё буквально толкнуло в спину, и вскоре, шмыгнув в открытую дверь, Дмитрий прополз на коленях прямо под окошком дежурки.
Поднимаясь по лестнице, он слышал ворчание старика по поводу табачного дыма, задуваемого ночным ветром в его больные лёгкие. Живец только хмыкнул, сберегая дыхание. Чутьё гнало вперед, и он вспомнил об Артёме, соседе-нарушителе. Если он сейчас там, на площадке у лифта, задача сильно упростится — Данилова хранила у Артёма запасные ключи.
Однако, взбежав наконец на нужный этаж, Живец не обнаружил там даже запаха Артёма. Но дверь в общий холл оказалась приоткрытой, а прямо у квартиры ночного курильщика валялся давно потухший окурок дорогой сигары. Дмитрий осторожно подошёл, прислушался. Тишина. Он чуть нажал на дверь плечом, и она медленно отворилась — теперь Живец и без чутья мог предположить, что произошло.
Артём лежал возле кресла, его туша сползла вниз уже после того, как он уснул. По ковру разбросаны упаковки таблеток, осколки разбитого стакана. Живец быстро прошёлся по грязной квартире, открывая двери сквозь рукав пижамы, и нашёл искомое на кухне. Предсмертная записка, длинная, с помарками, личная карта, стопка дисков и ключи.
— «Я больше не могу...» — забормотал Живец, склонившись над запиской. — Бла-бла-бла... «Страх...» Бла-бла-бла... О, как мило! «Я не могу понять, кто я. Я не верю своим родителям. Но даже если я человек, то кто окружает меня?..» Ещё одного клоны до ручки довели.
После одного из заданий Милоша он знал, что настоящие самоубийцы почти всегда пишут записки от руки, хотя истерики обожают рассылать предсмертные письма по Сетям. И в последние годы почти во всех этих записках упоминаются клоны, хотя самого слова умирающие стараются избегать. Психоз...
— Если бы я узнал, что я клон, я бы не переживал, — буркнул Живец и открыл холодильник. — Клонам тоже надо есть... Бедно же ты жил, Артём. Или перед смертью аппетит разгулялся?
Половина бутылки виски, впрочем, хорошего, — вот и всё, что хранил в себе холодильник. Поразмыслив, Живец не стал брать личную карту, ограничившись ключами Даниловой. Он тихонько захлопнул все двери, полагая, что покойнику не помешает пара дней одиночества, потом подошёл к квартире Наташи. Вставляя в щель первую из трёх карт, Живец прислушался: вдруг она использовала какой-нибудь определённый порядок?
Входя в чужое жильё, он уже негромко смеялся. Чего бы ни знала Наташа о своих замках, но он знал это тоже. Ведь он был ею! И никаких сомнений в этом больше нет, потому что вот она, её квартира, а по соседству лежит мёртвый сосед Артём.
— А что я смеюсь-то? — Живец так разошёлся, что сполз на пол, прижавшись спиной к двери. — Дело совсем плохо!..
Но хохот неотвратимо превращался в истерику, и Дмитрии остановил его лишь несколькими глотками из бутылки. И тогда пришёл страх. «Что же ты делаешь, Зелёный Человек, что тебе нужно?»
Войдя в первую же комнату, Живец разулся и повалился на диван. Есть расхотелось, не до этого. Надо хоть что-то понять, иначе невозможно сопротивляться, иначе останется лишь играть в чужую игру. К чему приводят чужие игры, Живец знал очень хорошо. Плещеев, Снежинка, старик с собакой, сегодняшние энбэшники, Артём — все они доиграли свои игры до конца. А Дмитрий хотел жить.
Уже проваливаясь в тёмный тоннель, к блуждающим там испуганным людям, он вспомнил Шацкого. Если Аркадий выжил — а череп у него на вид крепкий, — то не спустит, не простит и не забудет. Карьере конец, а для таких, как Шацкий, карьера и есть главная игра. Надо было потратить немного времени, добить... Чтобы наверняка... А теперь этот лобастый мужик превратится в пса, бегущего по следу... И что случилось с Джесси? Без неё даже одиноко. Одиноко, как Наташе Даниловой без связи.
* * *
— Тофик?! — Наташа опять позвала подполковника в какой-то дурацкой надежде. — Эй, Центр! В чащах юга!
— Тише, — попросил Алексей. — Не нужно шуметь под землёй, никогда. Первая заповедь. Даже если никто не услышит, всё равно: мало ли, какой обвал? Это как в горах.
— У вас этих заповедей... — негромко огрызнулась Наташа. — И все — первые. Ладно, оставим это пока. Долго ещё, Омар?
Они застряли. После сорока минут елозания на карачках попали в высокий, укреплённый гнилыми досками ход, потом в круглую камеру со следами древнего пребывания неизвестного табора, и застряли в ней. Произошёл обвал несколько лет назад. Теперь Омар копал землю небольшим, в ладонь величиной, железным совком.
