Пол Андерсон - Выбор смерти
«Олимпия» устремилась вперед. Лоррейн окинув Фрэзера долгим взглядом.
— Что, твоя идея не работает? У тебя вид, как у покойника.
— О, нет, идея работает. Это я не в порядке.
Он за мгновение проскочил над морскими тварями и кораблями Улунт-Хазулов. За ними до горизонта простирались лесистые волны холмов, а дальше вздымались оледенелые горные пики. На их склонах кишели иовианцы. Непривычный глаз Фрэзера не различал в их движениях определенного строя и порядка, но он разглядел отдельную малочисленную группу на другом склоне холма. Большая группа приближалась со стороны реки. Гребень меж ними был усеян трупами, они выглядели столь же одинокими и внушали то же горе, что и любой убитый человек.
— Теор, ты готов?
— Айе!
Фрэзер сжал зубы и начал снижать корабль. Он лелеял надежду, что при виде его захватчики разбегутся. Но их дисциплина и храбрость были непоколебимы. Наушники донесли до него крики вызова, взрыв барабанного боя и лязг оружия. Он увидел, как по их войску прокатилась судорога; они сомкнули ряды и подняли копья, будто защищаясь от гнева здешнего бога.
— Теор, я вижу преогромный флаг там, где они построились клином. Не там ли их вождь?
— Так оно и есть. Чалхиз лично сражается в авангарде войска. Мне стыдно, что я поступил иначе.
— Мы оба хороши. Ладно… Я иду за Чалхизом.
Корабль развернулся кормовыми дюзами в сторону горделивого знамени. Фрэзер запустил двигатели.
Удар пришелся низко, его силы едва хватило на то, чтобы вытолкнуть реактивную массу в атмосферу. Но требуемая для этого энергия была так велика, что только расщепленный атом мог ее произвести. Температура газовой волны достигала тысячи градусов.
Иовианцам показалось, что мир воспламенился, будто все сверкавшие молнии вдруг ударили в одну точку. Небо расплавилось, земля раскалилась докрасна; камни потекли, а почва взорвалась парами аммиака. Мгновенно вспыхнувший воздух охватил все живое и пожрал плоть. Потом пришла ударная волна. Земля всколыхнулась, по ней побежала волна все дальше и дальше, пока не слизнула склон холма, тучей заклубились дым и прах; из них вылетали ужасные ошметки тел. Это зрелище сопровождалось таким ревом, что, казалось, нет существа, способного это выдержать. Меж гор заметалось эхо, а когда оно утихло, над оглушенной местностью пронесся порыв свистящего ветра.
Фрэзер не знал, сколько бойцов Улунт-Хазула погибли в этом круге Рагнарока. Он не смел гадать об этом. Еще меньше хотелось ему смотреть туда, где по краям чудовищной воронки ползали ослепшие и кричащие существа. Он только вновь и вновь напоминал себе о том, что, очевидно, слишком многие не могли серьезно пострадать, что они галопом разбегались во все стороны, бросив оружие, сломленные, обезумевшие… Они уже не были победоносной армией. Они были ничем.
— Марк, собрат по разуму, освободитель! — выпевал Теор. Позади него взорвались триумфальной дробью барабаны Ниарра.
— Твои люди не пострадали? — механически осведомился Фрэзер.
— Нет, мы хорошо спрятались. Валфиво уже отдает приказы отрядам брать в плен вражеские корабли и как можно больше воинов. Мы не боимся, что они вновь объединятся против нас, но если они разбегутся, то на дорогах прибавится бандитов. Отогнанные толпой в Ролларик, они не станут причинять нам беспокойство… Ты можешь сесть? Первый человек в этом мире!
— Конечно, я могу сесть, — ответил Фрэзер и заплакал.
Лоррейн отстегнулась, подтянула к нему свое отяжелевшее тело и стала баюкать его голову на своей груди.
— О, Марк, дорогой, не надо так переживать. Подумай, сколько жизней было бы потеряно, не приди ты вовремя. Ты спас всю цивилизацию. Подумай о том, как много мы должны сделать дома. Ты и нас должен освободить, Марк!
Фрэзер оторвал ее от себя. Она увидела, как зажглись его глаза, и он воскликнул:
— Во имя славы, мы это сможем!
19
Фрэзер был гораздо меньше уверен — в чем вообще мог он быть уверенным? — к тому времени, когда им надо было выходить наружу. Долгое пребывание в скафандре изнурило его тело: оно просто умоляло его зудом, предупреждало смрадом и угрожало тошнотой — освободи! Все эти неудобства были бы не столь мучительны, не будь он измучен голодом и возросшей силой тяжести. В конце концов, это помогло ему проспать все время, пока воины Теора загружали его корабль.
Теперь он сидел, выпрямившись, в кресле пилота, Лоррейн — рядом с ним, и не спрашивал себя — как только ему в голову пришла эта фантастическая авантюра и как она могла сработать? Но ведь у них не было выбора. Или был? Они могли добыть для него воду в горах Ата, но Теор сомневался, что община кузнецов, разрушенная войной, сумела бы сделать это достаточно быстро. Возможно, отдохнувший и подкрепленный разум Фрэзера изобрел бы менее сомнительный план. Но тяжелая кровь не желала течь по его венам, лодыжки опухли, а голова гудела пустотой. Юпитер был не тем местом, где человек мог бы выдержать долго; а если этот человек последние десять лет провел на Ганимеде, да еще начал стареть…
Он разглядывал дикий и чудесный закат. Сам солнечный диск был не виден сквозь многочисленные слои облаков, но часть неба светилась ярче. Это свечение ускользало за сумрак на западе и окрашивало его пламенем. Свет достигал северных круч отражался от них, словно дикая стена расплавилась но каким-то образом оставалась на месте. Деревья качали ветвями под медленным ветром, который звучал, как океан. На открытой местности поднимались клубы тумана — пунцовые сумерки обняли землю, по река продолжала блестеть, как стальной клинок.
— Я хотел бы…
— Что, Марк?
— Так, глупость. Когда-нибудь вернуться сюда.
— Почему бы и нет? Имея стимуляторы и необходимое оборудование, ты мог бы провести здесь несколько земных дней. Не думаешь ли ты, что я не хочу вернуться? Но я — женщина, и непривычна к такой работе, и… нет, я никогда этого не сделаю. Но ты, с твоими знаниями, с тем, как все здесь тебе благодарны… Да следующая экспедиция будет настаивать, чтобы ты присоединился к ней!
— Боюсь, все не так просто. Бее, что я могу сделать, можно сделать и с орбитальной станции. Здесь мое присутствие необязательно. С таблетками или без них, мне не вынести этих условий, это дело человека более стойкого и молодого. Я только всю работу завалю. Что же, Лори, мы оба останемся с несбыточными надеждами. Плюс ко всем остальным прочим.
Она прикусила губу и промолчала.
— Однако хотелось бы мне быть пободрее, и чтобы голова не так кружилась. Я даже не могу оценить всего этого великолепия, — посетовал Фрэзер. — Оно как-то проходит мимо сознания. Ты — в лучшей форме. Полюбуйся за меня, ладно, Лори? Слушай ветер, ощущай вес. Потом расскажешь мне, как все было.
