Пол Андерсон - Выбор смерти
Фрэзер сел в кресло пилота и вставил радиоразъем в гнездо.
На корабле имелся небольшой источник нейтрино, слишком слабый, чтобы давать связь на большом расстоянии. Однако на орбите он мог достать до спутников-передатчиков. У него не было таблицы волн, чтобы знать, куда направить луч, но он вполне мог оказаться поблизости от одного из многих спутников и попасть прямо на него. Он установил все нужные параметры.
— Теор, — позвал он. — Говорит Марк. Ты там?
— Какой таинственный язык, — сказала Лоррейн. Прошли минуты. — Не отвечает, а?
Фрэзер вздохнул.
— Нет. Я попытаюсь на волнах и частотах персональных передатчиков, но боюсь, и там не ответят. Может он тоже проиграл свою битву. — Фрэзер отвернулся от планеты, но даже после того, как глаза привыкли к темноте, слезы мешали ему увидеть блеск звезд.
— Что ж…
— Махрк! Кеторха г’н корах!
— Хим! Думаю, следует возблагодарить Бога. — Фрэзер, плавая в воздухе, изобразил поклон. — Как ты там, парень?
— В тяжкой западне, собрат по разуму. Я только что выбрался из свалки, которая, видимо, станет последней нашей битвой. Но я все еще могу радоваться, что ты жив.
— Расскажи мне, в чем дело. Я тут неподалеку, как ты, наверное, понял при отсутствии интервала передач. Может, даже… ну, рассказывай.
Фрэзер выслушал всю историю. Поглощенный отчаянием, он вновь анализировал свое положение.
— Странно, как переплелись наши судьбы, — заключил Теор. — Теперь я не знаю, что тебе посоветовать. Что до меня, то я должен вернуться и продолжать борьбу. Я сижу на вершине и вижу, как внизу под топорами гибнут мои сограждане. И все, мы славно постарались, ты и я. Ведь правда?
— Если бы я мог помочь… Погоди-ка! — Фрэзер издал боевой клич. — Я могу!
— Ну да? Запертый там, в своем корабле?
— Послушай, Теор не будем терять время на споры. Я иду на посадку. Стой на месте и в стороне от поля боя. Мне понадобится твоя помощь, чтобы найти тебя. Ты мог бы продержаться еще несколько часов?
— Да… конечно, да. Думаю, что враги вскоре отступят, чтобы сделать передышку перед очередной атакой. Мы рассчитывали изматывать их много дней, наступлениями-отступлениями… Но, Марк, ты ведь совсем не готов, ты не можешь сесть.
— Стой на месте, я сказал. Жди следующего вызова, я иду!
Фрэзер отключил радио, бесполезное во время полета в атмосфере и повернулся к Лоррейн.
— Пристегнись, малышка. Мне очень жаль подвергать тебя такому испытанию, но мы выжили при пяти «g», а это значит, что половину такого ускорения мы вполне выдержим, если недолго.
Она безропотно прошла к своему креслу и принялась пристегиваться. Когда он закрепил свои ремни безопасности, то объяснил Лоррейн положение вещей.
— По крайней мере, мы выиграем для него войну, — заключил он свою речь.
Она протянула руку, чтобы коснуться его.
— Это так похоже на тебя, Марк.
— Кроме того… у меня есть задняя мысль, и я не могу от нее отделаться, что это и нам пригодится… Ладно. Я собираюсь впустить немного батискафного газа в главный отсек. Вместо иссякающего атмосферного. Конечно, погружение планировалось не совсем так, но в качестве срочной меры у нас для этого есть все необходимое, и я не склонен сидеть в вакууме при таком давлении снаружи.
Газ ворвался внутрь с оглушительным свистом. Качество света и теней изменилось, когда в воздух поднялись частицы пыли. Проснувшиеся двигатели, казалось, ревели не только в уши, но в саму плоть. Позади корабля расцвел сноп огня. «Олимпия» снижалась по спирали задом наперед. Это был медленный спуск, по двадцати шести миль в секунду орбитальной скорости, но ни Фрэзер, ни Лоррейн не стали много разговаривать. То, что росло им навстречу, а потом поглотило их, было слишком грандиозно.
Звезды исчезли. Небо из черного стало густо-лиловым, там, где ледовые облака освещались солнцем. Под ними лежал полосатый воздушный океан. Тысячи оттенков его струились и сталкивались, а между ними играли пласты молний.
Когда приборы показали, что плотность внутри корабля достигла земного эквивалента на высоте двадцати миль (здесь высота была гораздо меньше), Фрэзер отключил двигатели и перешел к аэродинамической системе. Мощный спой туч из аммиака лежал прямо под ними. Корабль вошел в него.
Над ними сомкнулась чернота и сразу окружила их со всех сторон. Фрэзер переключил экраны на инфракрасное излучение, уменьшая длину волны, проникавшей сюда или шедшей от термального источника, пока не добился видимого спектра. Но ничего, кроме сине-зеленых клубов аммиака не появилось в поле зрения. Он осторожно продвигался вперед. Бремя, проведенное в этом бесформенном пространстве показалось ему бесконечно долгим. Корабль пронзал атмосферу, и движение сопровождалось таким ревом, что казалось, он ввергается в Нирвану грома.
Блеснул ослепительно белый разряд молнии, освещая каньоны и утесы облаков на милю вокруг. Каждый из валов этого облачного океана был величиной с земной континент. Шум и последовавший шквал заставили «Олимпию» взбрыкивать, как дикая лошадь. Приборы зашлись в безумном танце стрелок. Тело Фрэзера врезалось в ремни со всеми четырьмястами двадцатью фунтами его теперешнего веса. Каждое движение давалось с тяжким усилием. Он коснулся рычагов, и консоль зазвенела. Но его слишком поглотило открывающееся великолепие, чтобы обращать внимание на такие мелочи.
Облачные водовороты остались позади; «Олимпия» вновь погрузилась в тишину бездны. В каком-то смысле это было иллюзией, потому что давление на такой глубине раздавило бы любой другой построенный людьми корабль. И оно продолжало расти по мере снижения корабля.
Но здесь «Олимпия» была на своем месте. Кабина и двигательный отсек были устроены в полостях яйцевидного блока из стального сплава. Его почти совершенные кристаллы удерживали каждую молекулу с силой, близкой к межатомной. Эта гладкая поверхность нарушалась только входным люком и дверью грузового отсека, но и они были столь же массивны и еще более плотно прижаты атмосферой снаружи. Там не было иллюминаторов, которые могли бы лопнуть. Бее инструменты и экраны обзора были изготовлены из особо прочного вещества, подобного тому, которое уже прошло испытание посадкой на Юпитере. По абсолютной своей надежности эта часть «Олимпии» вполне могла бы выдержать погружение в фотосферу Солнца.
Точно так же был построен и отсек грузовых трюмов. Они предназначались для погрузки минералов, чья аллотропия требовала условий, сходных с условиями на поверхности Юпитера. Остальные трюмы, хотя и более твердые, чем корпус корабля, содержали небольшое количество отсеков, куда можно было поместить образцы атмосферы, взятые на различных высотах. На тот момент все они были открыты и не задействованы.
