Ульяна Глебова - Ветка кедра
— Я сказал, что у нас ваше имя известно. Но вы не дали мне закончить — известно не по тем исследованиям, которыми вы занимаетесь. Будем смотреть правде в глаза — память веков очень строго отбирает имена…
Открыл Америку! Я и раньше как-то догадывался об этом…
— Ваша историческая роль, — спокойно и уверенно продолжал гость, — будет состоять в другом: вы поможете нам сделать достоянием человечества то, что потом назовут одним из величайших шедевров вашей эпохи — неизвестную современникам книгу, одну из тех, по которым века спустя люди будут судить о вашем времени…
Вот это да! Лучшая книга эпохи — ни больше ни меньше!
— Только сначала такую книгу не мешало бы еще написать…
— Она уже написана…
— Уж не вами ли? — Я опять почувствовал себя объектом нелепого розыгрыша.
— Вы все еще не верите? Повторяю — через два дня вы будете иметь достаточно доказательств, чтобы убедиться: я тот, за кого себя выдаю…
— Но почему же о таком ценном, как вы утверждаете, достоянии никто из современников даже не догадывается?
— Вы не досказали свой вопрос. Вы ведь еще подумали: «Стоит ли тогда вообще о нем догадываться?» Браво! Блестящая идея! Разумеется, не заметить — проще всего. К тому же не заметить — это ведь вовсе не то что отвергнуть! Тут совесть чиста — никто никому не должен…
— Ну, знаете, это уже переходит границы…
— Простите… Я не имел в виду лично вас… Но вы спросили — я отвечаю. Извольте дослушать! Я хотел сказать вот о чем — кто возьмется сосчитать те костры, на которых горели не оцененные современниками великие творения? За десятки веков люди позволили потоку времени поглотить вот так, незамеченным, вместе с мусором эпох столько ценного и важного… А ведь были еще и другие костры — те, на которых жгли создавших эти творения…
— Что вы хотите этим сказать?
— Слушайте! Пока в поток бросают шелуху, течение легко уносит ее. Но если в него столкнуть огромную глыбу, она останется на месте, заставляя измениться само течение — вместо прежнего плавного движения появляются воронки, завихрения… Это же очевидно.
— Вы полагаете, что нечто подобное происходит и в потоке времени?
— По сути — да. И не полагаю, а знаю. Законы природы универсальны. Хотя внешне это проявляется совсем не так. Поэтому лишь научившись плавать в времени против течения, люди открыли, что есть вещи, которые не могут бесследно кануть в прошлое. Потому что они адресованы будущему, они сильнее времени. И всякий раз, когда современники обрекают их на забвение — безразлично, по неведению или с умыслом, — нормальный ход времени нарушается. К сожалению, это тоже поняли слишком поздно. Многое уже необратимо. Но часть завалов на реке времени мы сумели ликвидировать…
— Странно… Вы говорите об очистке потока времени точно так же, как мы — о борьбе против загрязнения окружающей среды…
— Чего же тут странного? Меньше, чем за сто лет до вас мысль о том, что природу надо охранять от человека, вообще никому в голову не приходила. Ваши современники постигли необходимость заняться этим. Но со словом «природа» вы пока связываете только пространство. А время — это ведь тоже окружающая среда…
— Выходит, чтобы восстановить нормальный ход времени, приходится взламывать историю?
— Нет. История не делается дважды — ее невозможно переписать заново. Существует единственный способ — предоставить кому-то из живущих в прошлом шанс не допустить, чтобы ход времени нарушился…
Черт возьми, а если это все же правда? Кому же я должен помочь опубликовать такую книгу — сильнее времени? И почему вдруг для такого дела нужна именно моя помощь? В голове замелькали имена известнейших писателей разных стран…
— Тем, о ком вы сейчас подумали, помощь не требуется. Ваша задача открыть современникам слова, сказанные одним из тех, кто… — гость на секунду запнулся, — живет в вашем городе.
В нашем городе? Вот так штука! Кто бы это мог быть? Неплохие книги есть у Александра Петровского. Но он уже много лет, с тех пор, как возглавил толстый журнал, не живет в нашем городе. Может, Василий Ситечкин известный поэт, лауреат…
— И вы уверены, что мне удастся сделать эту книгу достоянием человечества?
— Да. Только это будет нелегко. И удастся далеко не сразу.
— Что же, мне предстоит стать кем-то вроде Мусина-Пушкина?
— Мусин-Пушкин?.. — Гость слегка задумался. — А, вспомнил! На встречу с ним ушел один мой коллега. Он должен был посоветовать ему с великим тщанием поискать… Нет, в ваше время, наверно, лучше сказать по-иному — порыться как следует… Да, порыться как следует в библиотеке одного старого монастыря. Именно там, по нашим сведениям, хранился уникальный шедевр, о котором тоже обязательно нужно было сообщить людям. Верно? Ну, если хотите, можете считать, что у вас с ним схожая задача… А сейчас скажите, на каком автобусе я смогу доехать до площади Героев?
Он так и сказал — не «на авто́бусе», а «на автобу́се», как говорили в двадцатых годах. Мне сразу вспомнилось маршаковское: «Бежит, подбрасывая груз, за автобу́сом автобу́с». Странно… Судя по его языку, он вовсе не из будущего, а скорее откуда-то из минувших времен. Все эти «автобу́сы», «барышни», «манускрипты», старомодная церемонность…
— А вы, что же, думаете, это так просто — с ходу абсолютно точно войти в нужный хронологический срез живой речи?..
(«Вот дьявол! Никак не могу привыкнуть, что он читает мысли!»)
— …Вы, не испытавшие обратимости времени, привыкли в обыденной жизни воспринимать язык как некую статичную систему, хотя теоретически и знаете, что он постоянно развивается. А мы, хронавты, чувствуем это на каждом шагу. И не всегда получается говорить так, чтобы не прорвалось ни одного странного на слух живших в данном времени оборота. Вот откуда все мои «барышни», «манускрипты», «автобу́сы». И «брилингисты», между прочим, тоже… Впрочем, сейчас это уже вряд ли имеет какое-нибудь значение, — непонятно для чего добавил он и замолчал.
— А одежда! — подхватил я, радуясь, что могу продолжить его мысль. — Ведь это, наверно, еще хуже, чем язык! Стоит ошибиться с модой на какой-то десяток лет — и ты уже донельзя смешон! Когда вы шли по улице…
Спохватившись, я закрыл рот и в который раз подумал, что, безусловно, не рожден быть дипломатом.
— Я не шел по улице. Я сразу оказался у вас…
(«Точно, — только тут дошло до меня, — он ведь даже не позвонил в квартиру… Он постучался прямо в комнату. Как я не обратил на это внимания сразу!»)
— …а мой наряд — вопрос особый, — грустно улыбнулся он. — Дело в том, что хронотранспортировка требует колоссальных затрат энергии и подчиняется очень сложным закономерностям соответствия времен. И если бы в моем веке пропустили ту временную точку, из которой возможен прыжок в ваш сегодняшний день, повторить попытку уже не удалось бы. А мы слишком долго не могли выяснить, как это все у вас произойдет. Детали операции во всех подробностях определились буквально в последний момент — времени на подготовку почти не оставалось. Вот и пришлось материализовывать первую попавшуюся типичную одежду двадцатого века…
