Роберт Хайнлайн - Миры Роберта Хайнлайна. Книга 10
— Никогда в жизни я еще не выражался яснее. Ты постарайся поверить своим глазам, вместо того чтобы обвинять камеры в том, что они засвидетельствовали нечто иное, чем то, что ты ожидал увидеть. Давай-ка поглядим другие фильмы.
Новые фильмы ничего не добавили к тому, что Харшоу видел раньше. Взлетевшая к потолку пепельница вышла из кадра, но ее ленивый спуск был зафиксирован. Изображение пистолета в стереофильме было слишком мелким, но, насколько можно было судить, пистолет исчез, даже не шевельнувшись. Поскольку Харшоу держал пистолет в руке очень крепко, он был вполне удовлетворен опытом, если, разумеется, считать, что слово «удовлетворен» тут годится.
— Дьюк, я хочу, чтобы ты немедленно продублировал эти пленки.
Дьюк замешкался.
— Значит, я все еще работаю у вас?
— Что? Будь ты проклят! Но на кухне ты есть не будешь. Это окончательно. Дьюк, попробуй забыть свои предрассудки и выслушай меня.
— Я слушаю.
— Когда Майк просил о привилегии съесть мое старое жилистое тело, он оказывал мне великую честь, вытекающую из естественных, известных ему обычаев. Согласно тем обычаям, которые он, как сказали бы у нас, «впитал с молоком матери», это был величайший комплимент мне и одновременно скромная просьба об ответной милости. И неважно, что об этом думают в Канзасе, — Майк-то живет согласно марсианской системе ценностей.
— Я предпочитаю Канзас!
— Конечно, — согласился Джубал, — и я тоже. Но ни для тебя, ни для меня, ни для Майка этот выбор не является свободным. Практически ведь невозможно отрешиться от того, что тебе было привито в детстве. Дьюк, можешь ты вколотить в свою тупую башку, что, если бы ты был воспитан марсианами, у тебя были бы такие же представления о еде и каннибализме, как сейчас у Майка?
Дьюк затряс головой.
— Я с этим никогда не соглашусь. Конечно, в отношении многого можно сказать, что Майк не виноват в том, что его воспитали не в цивилизованных понятиях… Но тут совсем другое дело, тут должен был сработать инстинкт.
— Инстинкт! Дерьмо!
— И вовсе нет! И не с «молоком матери» я впитал, что людоедство плохая штука! Я всегда знал, что это — грех, и мерзкий притом. Господи, да у меня от одной мысли о нем желудок выворачивается наизнанку…
Джубал застонал.
— Дьюк, как это может быть — ты так много знаешь о машинах и ни черта о том, как сам функционируешь. Конечно, твоя мать не шептала тебе «не кушай своих друзей, милый, это некрасиво», просто ты усвоил это со всей культурой нашего общества. И я тоже. Шуточки насчет людоедов и миссионеров, карикатуры, сказки, жуткие истории и множество всякого другого… Черта с два — инстинкт! В историческом аспекте каннибализм — одно из самых распространенных явлений всех племен и народов. У твоих предков, у моих, у всех!
— У ваших, вполне возможно!
— Хм… Дьюк, разве ты не рассказывал мне, что в твоих жилах течет индейская кровь?
— Чего? Ах да, одна восьмая. Ну и что?
— Тогда мы оба имеем в своих генеалогических древах людоедов, но есть много шансов, что у тебя они на несколько поколений ближе к нашему времени, ибо…
— Ах ты, лысый старый подо…
— Остынь! Ритуальный каннибализм был обычен среди аборигенных культур Северной Америки, ты можешь найти об этом сведения в литературе. Кроме того, раз мы — североамериканцы, у нас есть весьма веские шансы найти в числе своих предков кого-нибудь с примесью негритянской крови из Конго, о чем мы и не подозреваем. Так что еще и с этой стороны… Но даже если бы в тебе текла чистейшая нордическая кровь (дурацкая выдумка, поскольку случаев незаконных связей куда больше, чем принято считать), но если бы это было действительно так, то подобное родство могло бы сказать нам лишь одно — от каких именно людоедов ты происходишь… ибо каждая ветвь человеческой расы практиковала каннибализм. Дьюк, глупо говорить о практике, будто она «противна инстинкту», если это практика миллионов людей.
— Но… Ладно, не следовало мне ввязываться с вами в спор, Джубал, вы же всегда все выворачиваете наизнанку. Но предположим, что мы все происходим от дикарей, которые ничего лучшего не знали… Так что из того? Теперь мы цивилизованны. Во всяком случае — я.
Джубал ухмыльнулся.
— Намекаешь, что я не цивилизован? Сынок, если даже оставить в стороне мой твердо установившийся рефлекс против каннибализма, мешающий мне насладиться жарким, скажем, из твоей ягодицы, так вот, оставив в стороне этот рефлекс, я рассматриваю табу против людоедства как очень здоровую идею… потому, что мы с тобой вовсе не цивилизованные люди.
— Это еще как?
— Если бы не было табу столь прочного, что ты веришь, будто оно — инстинкт, я мог бы составить очень длинный список людей, к которым побоялся бы повернуться спиной, особенно при нынешней цене на мясо. А?
Дьюк выдавил улыбку.
— Да, я бы тоже поостерегся своей бывшей тещи!
— А как насчет нашего милейшего соседа к югу, который так небрежно относится к чужому скоту, когда начинается сезон охоты? Готов спорить, что ты и я имели бы шанс оказаться в его морозильнике. А вот Майку я верю. Майк — он цивилизован.
— Чего, чего?
— Майк цивилизован до мозга костей в марсианском понимании. Дьюк, я много говорил с Майком и знаю, что обычай, практикуемый марсианами, не исходит из правила «одна собака ест другую»… или «один марсианин поедает другого». Они поедают своих близких вместо того, чтобы их хоронить, кремировать или выбрасывать стервятникам. Этот обычай формализован и полон глубокого религиозного смысла. Ни одного марсианина не убивают без его согласия. У марсиан вообще нет концепции убийства. Марсианин умирает, когда захочет, обсудив этот вопрос с друзьями и получив согласие призраков его умерших предков на присоединение к ним. Решив умереть, он так и поступает, причем делает это просто и легко, примерно как ты закрываешь глаза — нет ни насилия, ни болезней, ни снотворных таблеток. Сейчас он жив-здоров, а через минуту — уже дух. Затем его друзья поедают то, в чем он уже больше не нуждается, они его грокк, как сказал бы Майк, восхваляя его достоинства и одновременно намазывая на его мясо горчицу. Призрак, или дух, присуствует на пиршестве. Это своего рода бармицво[17], или конфирмация, в процессе которой призрак приобретает статус Старейшего и, как я понял, почетного общественного деятеля.
Дьюк скорчил рожу.
— Господи, какая суеверная чушь!
— Для Майка это торжественная и радостная церемония.
Дьюк фыркнул.
— Джубал, вы же не верите в эту чепуху насчет привидений. Это всего лишь людоедство, сдобренное предрассудками.
