Максим Курочкин - Аниськин и шантажист
Старушки пытались подкормить неприятного гостя, великодушно предлагали ему сыграть в «лото», но их потуги потерпели полное фиаско. Бабуси сначала обиделись, а потом воспылали к нему недоверием. Человек, который многократно отказывается от их восхитительных пирожков с «капустом», не может не носить камня за пазухой.
– И чего шляется? Знает ведь, что нашенска Инесса Васильевна чиста, как цыпленок суточный, а шляется. Видать, место ее занять хочет, – сердито выговаривала Анна
Андреевна одна из бабусь, Бесу.
– А откуда вы взяли, что он и в этот раз ничего не нашел?
– Так видно же. Выскользнул из двери тихо, ужиком, глазки блудливые свои потупил, не то со стыда, не то с досады.
Когда чего находят – не так себя ведут, павлинами ходят. Вот, скажем, Федотовны мужу покойному все казалось, что она от него к соседу по ночам шастает. Проснется, бывало, а у ее и место уже все выхолодилось. Скоко раз выскакивал на крылец, а она уж тута как тута: «Я, Ванечка, пописать ходила, цистит, проклятущий, замучил». А какой там цистит, когда в смородине кто-то шур-шур, и дым от табачища на весь огород?
Бабуська долго и самозабвенно рассказывала, как вылавливал легкомысленную Федотовну простофиля-супруг, чуть не в лицах изображала, каким гоголем ходил он после того, как сумел изобличить и покарать неверную. Может быть, она и не заметила, как незаметно исчез Бес, а может, заметила. Просто ей так не хотелось прерывать ускользающую паутинку воспоминаний и прогонять нахлынувший на нее аромат растертого в ладонях смородинового листа, смешанного с ароматами летней ночи, самосада усатого соседа и приятно щемящего страха перед мужней расплатой.
Ей даже не было обидно, что он предпочел общество этого унылого и бледного «Зимой-и-летом» ее обществу. Ну, поскакал за этим проверяльшиком. Ну, покурят, в лучшем случае, в шашки сыграют. Разве понять этому постояльцу, что ничего не может быть важнее воспоминаний о том, что было? Нигде, ни в какой самой современной машине, ни в какой самой знаменитой библиотеке не найдет он то, что спрятано в голове этой совершенно неприметной старушки. А скоро и они, эти воспоминания, исчезнут, растворяться в бесконечных просторах Вселенной вместе с ее ставшим таким никчемным телом… И зачем она только не сказала, что это она, а не Федотовна бегала летними ночами к соседу? Может, послушал бы, хоть из вежливости. Эх, мужчины…
* * *Костя был на вершине блаженства. Сколько раз он злился и метался оттого, что не может раздвоиться, растроиться, расчетвериться! Сколько раз мечтал о настоящем толковом помощнике! И вот его мечта хоть на время, но осуществилась. Конечно, нельзя на все сто доверять Печному – натура у него противоречивая, лукавая, зато нет никакого сомнения в эффективности помощи Кирилла. Он всегда шел на пол-шага впереди Костика.
Для начала братья взялись за самых вероятных претендентов на роль Рыбьего Глаза. Кирилл с радостью согласился обойти всех бывших заключенных Но-Пасарана, и попробовать выведать у них, поддерживают ли они какие-нибудь отношения с начальником колонии. Легенду себе он сочинил быстро: представитель общества «Чистая совесть» желает узнать, не проявляют ли по отношению к начавшему новую жизнь человеку дискриминацию односельчане и власти совхоза.
По поводу второго подозореваемого мнения их разошлись:
– Пусть у меня пивное брюшко вырастет, если к этому делу не приложила свою руку Болотникова, – убеждал Кирилл брата, – сам посмотри: доступ к компьютеру…
– Без принтера.
– Коммунистические убеждения…
– Не позволят ей так беззастенчиво драть деньги с односельчан.
– Изобилие помощников…
– Детей, которых порядочная девушка никогда не будет впутывать в сомнительное предприятие.
– Ты так уверен в ее порядочности?
– Мне приходилось обращаться к ней за помощью, а один раз она со своими пионерами практически спасла мне жизнь.
– Ладно, оставим. Тогда кто?
– Инесса Васильевна. То, что она бедна, как церковная мышь, еще ни о чем не говорит. Меня всегда удивляло, каким образом ей удается добывать деньги для столь приличного содержания своих подопечных? Мы как-то привыкли, что словосочетание «Дом престарелых» ассоциируется у нас с полуголодными запушенными стариками с печальными глазами.
– А если она чиста?
– Я буду только рад. Всегда приятно, когда человек совершает подвиги не нарушая при этом закона.
– Слушай, а не многовато ли народа мы с тобой набрали на роль подозреваемых, – хмыкнул Кирилл, – что-то мне это не больно нравится. Когда сначала слишком хорошо, то потом бывает слишком плохо.
– Не каркай, – испугался Костик, – просеем через сито – кто-нибудь, да останется. А не останется, новых найдем, – уже совсем лихо, по-хозяйски добавил он, – в Но-Пасаране народу много.
* * *– Матерь Божия, – дрогнувшим голосом промолвила Пелагея, это что за образина такая?
– Ты чего, Печного не признала? – обрадовался столь нелестному замечанию в адрес соперника Ванька-Пензяк, и тут же торопливо согласился: – Печной – он образина и есть. Наконец-то и ты поняла. А то все, «Подумаю, подумаю!»
– Так я его в этом лапсердаке не признала, – сконфузилась Крестная Бабка, – зимой-то он давненько он на дело не выходил.
– И куда его Костик погнал в такую непогоду? Без крайней нужды он его с печи не сгоняет.
Бабушка Пелагея и Ванька-Пензяк хоронились за большим сугробом. Хоронились они уже давно – с полчаса, замерзли, но не уходили. Общество поручило им найти отличия настоящего Костика от его дубля, они уже давно хотели войти в дом, но робели. Все-таки первый раз с раздвоением физического тела столкнулись, кто его знает, это тело. Возьмет и начнет буянить. То есть возьмут. Тела-то два.
Общество, конечно, понимало, что силой с этими телами ничего не поделаешь, что тут надо умом, смекалкой, вековой мудростью и колдовством, поэтому и послало самых удобных для этого дела людей – самую мудрую в селе старушку и колдуна.
– Негоже, что Печной-то ушел, – покачала головой бабушка Пелагея, – я на его подмогу рассчитывала.
– Чего на него рассчитывать, чего рассчитывать? – вздернул бородку Пензяк, – он на ходу по компонентам разваливается. Нашла тоже помощничка.
– Не скажи. Печной не так прост, как прикидывается.
– Ага. На печи лежать на всем готовеньком большого ума не надо. А вот как ты запоешь, ежели с таким жить станешь? На печь он тебя не пустит, это для него святое, а по хозяйству от него никакой пользы. Только паркет валенками полировать мастер. А паркетов у тебя отродясь не бывало.
– А от тебя какая польза? – лукаво прищурилась старушка.
– Вот ты колдовать научен. И чего ты с этого колдовства имеешь? Скажем, ведры у тебя сами воду носят или как?
