Последний секрет - Бернард Вербер
И, чтобы открыть клапан на скороварке в случае перегрева, шестой мотив: гнев. Гнев, который создает потребность в правосудии. Благодаря гневу учреждаются полицейские структуры и суды, которые отводят этот гнев так, чтобы он не разрушил общество. А если этого уже недостаточно, гнев вызывает революции.
Седьмой мотив: секс…
Она думает, что ее система классификации мотивов ни хронологическая, ни возрастающая. В наши дни каждый располагает эти рычаги по-разному, по своей воле. Секс изначально первичная мотивация размножения биологического вида. Ее надо было бы расположить почти сразу после жажды, голода и сна. Вначале это потребность. Только потом она превращается в желание. Желание сохранить свой собственный вид. Желание оставить след своего прохождения по Земле. И лишь спустя тысячелетия эта основная энергия превратилась во что-то другое. Она расширилась. Секс стал способом проверить свое умение обольщать противоположный пол. А к этому – желание ощутить прикосновение, ласку, вытесняющее желание воспроизводства. Ненасытная потребность в общении. Возможно, древний рефлекс вычесывания вшей у больших обезьян, которые мирятся, разыскивая блох в шерсти друг друга.
Ласка – это отдельный мотив? Нет. Просто удобство, связанное с сексом…
Размышляя над всем этим, она массирует себе ноги, и от этого ей становится очень хорошо.
Ласка.
Лукреция Немро вздыхает. При слове «ласка» ей хочется тактильных ощущений. Но вокруг нее только стены, обитые тканью.
Она сосредоточивается.
Секс – мотив сильный. Он может менять историю. Греки и троянцы несколько лет убивали друг друга из-за женщины, Елены. Чтобы соблазнять Клеопатру, Цезарь выступил против римского Сената. Сколько произведений искусства было создано лишь для того, чтобы произвести впечатление на женщину?
Миром правит либидо?
Восьмой мотив: наркотические и прочие средства, заставляющие нас действовать независимо от желания. Искусственное желание, которое превращается в потребность, превосходящую все прочие. Сначала люди пробуют наркотики из любопытства, за компанию, из общительности. Затем искусственный рай захватывает разум, разрушая свободную волю и заслоняя первую потребность: выживание.
Девятый мотив: личное пристрастие. У каждого оно свое. Внезапно сосредоточиваешься на банальной с первого взгляда деятельности, а она становится самой важной вещью в мире. Искусство. Спорт. Ремесло. Игра.
Она вспоминает, с какой одержимостью девушки в приюте ночью при слабом отблеске свечей играли в покер, ставя на кон свои жалкие карманные деньги. Мир вертелся вокруг того, что хранили карты: парная, двойная парная, брелан, квинта, фул. Словно вся их жизнь зависела от кусочков разрисованного картона.
В биологической истории человека личное пристрастие не имеет смысла. Однако значит так много…
Взять ее коллекцию кукол. Она заменяла семью, которой у нее никогда не было. Огромная страсть. Куклы, которым она давала имена, не обязательно красивые, тряпичные, фарфоровые или пластмассовые. Она шила им одежду с большей любовью, чем мать своим детям. У нее было ровно сто сорок четыре куклы. Она не обменяла ни одной. А после кукол – вполне логичное продолжение, она принялась коллекционировать любовников. Возможно, их тоже была сотня. Нет, меньше. Если кукол она знала точное количество, то любовников – не настолько определенно. Она любила мужчин, как марки, которые можно обменять. «Меняю одного из близнецов, которых у меня двое, на твоего красноглазого культуриста-альбиноса».
И теперь я веду расследование из личного пристрастия. После кукол и любовников я коллекционирую дела: расследование об истоках человечества, расследование о деятельности мозга. Моя коллекция пока еще не собрана, но ясно одно – это мое личное пристрастие.
Она грызет ногти в темноте.
Десятый мотив…
Капитан Умберто говорил о Последнем секрете. Он описывал его как самый сильный мотив, сильнее наркотиков.
Не исключено, что DEEP DLUE IV воспользовался своим компьютерным суперинтеллектом, чтобы смешать молекулы и изобрести новый наркотик. Более мощный, чем традиционные наркотики. Таким образом, он мог бы управлять контингентом больницы: врачами, санитарами, больными.
Последний секрет…
Воспользовался бы этим Самюэль Феншэ?
Связано ли это с его смертью?
Гипотеза о супернаркотике, который невозможно обнаружить, кажется ей логичнее, чем подключенное к сети чудо техники. Кроме того, это могло бы объяснить, почему Наташа ничего не видела и считала виновной себя.
Но к пониманию чего толкает ее это предположение?
Она заперта в комнате, которую скорее можно назвать убежищем сумасшедших, на острове, окруженном морем.
Я должна любой ценой сохранить свой разум, – говорит она себе. – Худшее, что может со мной произойти – это то, что я тоже сойду с ума. Если я проявлю малейший признак сумасшествия, мне больше никто не поверит.
Лукреция Немро искусывает ноготь до крови. Эта боль поддерживает в ней трезвый разум.
Что сделать, чтобы не потерять голову?
59
Исследовать. Жан-Луи Мартен продолжил изучение Последнего секрета. Без особого успеха, однако. Он обнаружил, что не только изобретатель хранил свое сокровище в тайне. Все, кто работал близко или далеко от него, все, кто сознавал значимость Последнего секрета, заключили нечто вроде соглашения, запрещающего продолжать исследования в этой чересчур сложной области.
Последний секрет был спрятан хорошо.
И тем не менее Жан-Луи Мартен нашел брешь. Диссертация о Последнем секрете осталась в корзине старого компьютера, которым уже не пользовались, но который еще был подключен к Интернету…
Раскрыть Последний секрет помог случай, договор запретил его разглашение, а нечаянный поиск позволил Мартену узнать его содержание.
Но все же он знал об этом слишком мало.
Тогда он запустил более точные поисковые программы-агенты, которые копались во всех больницах, лабораториях и университетах мира. «Цепь прочна своим самым слабым звеном», – думал он. Изобретатель Последнего секрета жил не в пустыне. Среди его окружения обязательно должен быть кто-то, кто со временем мог бы нарушить договор. Ассистентка. Секретарша. Друзья. Собутыльники, которым он в момент забытья выболтал свою тайну. Любовница, на которую он хотел произвести впечатление.
Даже в науке никакой запрет нельзя наложить навсегда.
Более решительный, чем когда-либо, Жан-Луи Мартен читал все, смотрел все, все рассматривал. Афина делала то же самое, но в сотню раз быстрее.
