Темные числа - Зенкель Маттиас
– Этот служащий, очевидно, перегружен работой. Во всяком случае, он сам не знал, о чем говорил. Я еще вчера организовала отправку багажа нашей сборной в больницу. Бедные дети – ни зубных щеток, ни смены белья, куда это годится.
Мирейе уже порядком надоела эта путаница, но все же она возликовала: если это правда, то еще не все потеряно. Но почему тогда атташе Эспозито утром передал ей доверенность для таможни аэропорта, если чемоданы уже давно были на пути в Ховринскую больницу?
– Дорогая, я еще вчера по телефону вам объяснила, что у нас в посольстве не служит человек с таким именем!
– Ничего не понимаю. Именно он пригласил меня на этот вечер. Такой крепкий мужчина, чуть за тридцать. Он выглядит как брат-близнец шофера, который привез меня сюда.
– Деточка, сюда вас пригласила я. Не могли же мы допустить, чтобы вы тосковали в одиночестве, сидя в «Космосе». И у Леонардо точно нет брата, уж поверьте мне, я бы знала, что у меня есть второй племянник. Я и одним наказана сверх меры, так мне временами кажется. К чему приведет, если, выполняя простейшие поручения, он будет устраивать такую неразбериху? В итоге все это аукнется и мне, и посольству, – жаловалась она, проглатывая иногда звуки «р» и «с». – Придется его отчитать. Может, уборка сахарного тростника его образумит.
Тон и направление разговора Мирейе не понравились. Но тут скрипнула половица, и к секретарше вернулись изысканные манеры.
– О, Даниил Александрович. Сеньорита Фуэнтес, разрешите вас познакомить. Или вы уже встречались с сыном Оврагина?
Нет, с веснушчатым китаеведом Мирейя прежде не встречалась, но спустя пару мгновений она объясняла ему, почему предпочитает Ленинград его Москве.
– В первую очередь, недалеко море. Понимаете, в начале лета запах ракушек, водорослей, морской и речной воды почти каждую ночь уносит меня в Гавану. И когда я утром просыпаюсь на берегах Невы, мне кажется, что сон продолжается. А уж эти чудные белые ночи…
И вдруг, словно кто-то подслушал, как она делилась грезами, и тоже поддался им, зазвучал бережно сохраненный голос Марии Тересы Веры, маня Мирейю в холл. Потрескивание пластинки растрогало ее еще сильнее, и когда Техедор и Луис запели о догоревшей любви, она уступила уговорам выпить стаканчик рома – под музыку в стиле сон чай не пьют.
– Обязательно попробуйте, – приветствовал их у бара прибалт с волосами, похожими на увядшие луковые перья. – Может, вы, молодые и красивые, придумаете название для моей смеси. Сто граммов пепси из Новороссийска в основе и немного смородинового ликера для аромата, больше ничего не скажу. Прошу!
– Фу! Вы забыли добавить пепси и ликер. Это подкрашенные черным помои.
– Сладкие, черные помои, – прибалт словно пробовал звучание на вкус, произносил гласные с видимым наслаждением. – Помойная мечта…
Минералка, которую он налил Мирейе, тоже оказалась отвратительной, захотелось прополоскать рот чаем. К тому же его киргизский друг заметил ее реакцию:
– Когда Рокас за стойкой, пейте только воду из-под крана. Его чемоданчик сегодня опять полон. Атропин, анальгин, папаверин – полный набор. Интересно, где он это берет. У нас все дочиста смели.
Но Мирейю не так просто запугать.
– Возможно, завозит с Кубы, – парировала она.
Киргиз не исключил такой вероятности. На веранде тем временем настраивали инструменты, и, когда в свистящий микрофон объявили «Григол и гиперболоиды», заиграл небольшой оркестр. Даниила Александровича Мирейя оставила у бара. На лестнице сидели стройный русский и кубинка, которую природа щедро одарила красотой. Она весьма изящно держала белую руку. «Но уронит ли мир слезу по камню, на который не ступала нога поэта, из которого никогда не построят пекарню и который не громыхнет под колесом кареты? Словом, можно ли без угрызений совести выбросить из этого стихотворения какой-либо камешек?»
Мирейя тоже с удовольствием поспорила бы о теории поэзии, но в это время перед ней предстал певец из танцевального оркестра – подтянутый, незабвенный Григол Николаевич Гоголадзе, тот самый грузин из поезда, на этот раз в пиджаке с еще большими подплечниками, хотя ему явно не требовалось зрительно увеличивать фигуру.
– Дорогие кубинские друзья и соотечественники, следующую нашу песню мы исполним для прекрасной грузинской гостьи, товарища Минералкадзе. Эта документальная баллада о достопамятных событиях на фабрике по производству антифризов имени покорителя Северного полюса Папанина принадлежит перу моего двоюродного деда Шоты, пусть земля ему будет пухом…
К удивлению Мирейи, баллада о крахе Купидона была прекрасно знакома не только присутствующим русским. Гости толпой устремились на веранду, некоторые подхватили мелодию. Мирейя почувствовала, как изнутри поднимается жаркая волна, сердце бешено заколотилось, щеки вспыхнули. Куплет о любовном дожде поверг публику в восторг, со всех сторон громогласно зазвучало:
Мирейя не дослушала балладу. Пошатываясь, она спустилась в залитый лунным светом сад. Она успела ухватиться за ствол дерева, и тут желудок взбунтовался – желудочный сок и липкая каша из кунжутных шариков выплеснулись на цветы. Мирейя вытерла подбородок рукой и отправилась на поиски ванной комнаты. В равнодушном зеркале над умывальником отразился итог последних часов, недель и лет – сколько ни три глаза, не поможет. Наоборот – стало только хуже. Кожа слишком чувствительно реагировала на прикосновения. Вокруг глаз и на щеках появились мелкие морщины, они намечались и на шее. Сказались тревоги и стресс: диссертация, защита, неопределенность в отношениях с Никой, а теперь еще эта путаница на Спартакиаде. Постоянное напряжение на ком угодно отразится! Поначалу эта мысль удивила ее, но через миг уже казалась очевидной и успокаивающей. Больше так продолжаться не может! Ей нужны покой и влага! Пустив горячую воду, Мирейя проинспектировала ванную. В зеркальном шкафчике, за сливным бачком и на краю ванны она нашла:
• бритвенный станок с кисточками и квасцовым камнем;
• сомнительные кремы после бритья, духи и губную помаду;
• испанское молочко для загара и немецкие кремы;
• финскую пену для бритья (что бы там ни было в тюбике);
• вьетнамский бальзам «Звездочка»;
• спрей для ног, пемзу и мыло для рук загадочного происхождения;
• безымянную соль для ванн (значительную часть пачки она бухнула в воду);
• белорусскую березовую воду для волос;
• зубочистки.
А на подоконнике стояла неприметная жестяная баночка с прозрачным гелем без запаха – пожалуй, как раз то, что нужно уставшей коже. Гель легко впитался. По коже пробежал приятный зуд, ногти засеребрились, возможно, причиной тому был лунный свет, попадавший в ванную комнату через открытую фрамугу. Ах, как же восхитительно покалывает пальцы! Не в силах остановиться, Мирейя нанесла три капельки геля на лоб и щеки, он сразу испарился. Гель не только охлаждал кожу, он делал ее безупречной. Сбросив одежду, Мирейя щедро намазала все тело. Она мазала еще и еще и уже не желала ограничиваться наружным применением. Вылизав баночку, она срыгнула, потрясла руками и ногами, движения тотчас же стали плавными, она принялась танцевать. Волны накатывали одна за другой, и кожа вдруг покрылась мягким пухом, руки превратились в крылья, между пальцами ног появились перепонки. Все это казалось Мирейе совершенно естественным, словно такое или что-то подобное с ней уже случалось. Она заметила, что быстро уменьшается в размерах, когда увидела над собой край умывальника. Высоко подпрыгнув, она вскочила на кран, вытянулась. Красный клюв стукнулся о зеркало. Мирейя вытаращила глаза – она стала чайкой! Какая удача! Мирейя расправила крылья и с пронзительным криком выпорхнула в окно. Вслед неслась веселая танцевальная музыка.
