Виктор Мурич - Дважды возрожденный
- Имя. - Кажется, невидимый собеседник улыбнулся. - Вы назвали меня Петей.
- Лакт, - радостно вскрикиваю я. - Ты тот самый мальчишка лакт, на которого мы охотились по заказу гномихи. Последний представитель почти вымершего народа...
- Абсолютно вымершего народа, - поправил меня голос, но я не обращаю внимание на столь незначительный комментарий. - Тебе удобнее разговаривать с видимым собеседником? Ты испытываешь дискомфорт, не видя источник мыслей?
- Да, хотелось бы тебя видеть. Так будет приятнее разговаривать. Но почему ты говоришь - источник мыслей, а не источник голоса?
- А где ты здесь видишь тело? - удивляется голос, - Все, что тебя окружает, не более чем плод моей фантазии. За исключением твоего разума, конечно. Твое сознание - это всего лишь один из многочисленных сегментов моей распределенной памяти.
- Сегмент памяти? - по не существующей у сегмента памяти спине пробежал вполне реальный холодок, а к горлу подкатил липкий ком.
- Да. - Голос мальчика звучит без малейшего сожаления. Такое впечатление, что ему наплевать на меня и мое сознание вместе взятые. - Я вовремя успел переписать твое сознание в пустующую ячейку. Твое тело мертво, но ведь человек - это не только кусок плоти? Или ты не согласен с таким утверждением?
В нескольких метрах от меня, если в данных условиях можно говорить о расстоянии, появился мальчик. Тот самый лакт с ангельским личиком. Он неестественно улыбнулся и приветственно взмахнул рукой.
Я непроизвольно махнул в ответ.
Этот мальчик чем-то похож на куклу. Очень красивую, говорящую, но все же куклу. Все эмоции и даже жесты куклы кажутся наигранными, неестественными. Как будто актер, дергающий за ниточки и управляющий этой куклой, плохо разбирается в чувствах и эмоциях людей.
- Если я частица твоего сознания, почему я выгляжу как обычно? - Я на всякий случай осмотрел себя с ног до головы, с радостью убедившись в присутствии и целости всех частей тела. Я конечно ничего не имею против теории наличия души... Но с телом я себя чувствую как-то увереннее.
- Потому, что я так хочу. Ты хочешь выглядеть как-то по-другому? - опять леденит безразличием голос.
- Нет! Нет! Спасибо! Мне и так хорошо, - поспешно отвечаю, не желая принимать неизвестный облик. - Я к этому виду привык. Жаль, конечно...
- Что жаль? - На лице мальчика появилось любопытство. Кажется, он даже приблизился. - Тебе жаль потерянного тела?
- Жаль, что все так закончилось! Жаль, что Мотор и Мичман погибли. Жаль, что Стаса и Риту не спасли. И еще много чего жаль. - Я удрученно развожу руками. - А впрочем, какая разница... Ведь теперь я не более чем бестелесная копия Виктора в твоем мозгу...
- Еще ничего не закончилось, - загадочно произнес мальчик. - И к тому же у тебя сложилось неверное представление о происходящем.
Мой собеседник принял сидячее положение. Выглядит это так, как будто он сидит на невидимом кресле. Или, скорее, троне. Учитывая сложившиеся обстоятельства, он вполне может выступать в роли монарха... моего сознания, ведь теперь даже оно мне не принадлежит.
Это даже хуже, чем быть рабом. У раба есть хоть надежда на побег. Мизерная, но все же надежда. А содержимое ячейки памяти как максимум может обложить с ног до головы матом своего домовладельца. Однажды ему это надоест, и он выселит неблагодарного квартиранта.
- Стас и Рита умерли через несколько часов после того, как покинули Цитадель.
- Но колдун...
- Колдун преследовал свои цели... Да будет тебе известно, мир, в котором тебя обезглавили, - мальчик красноречиво, очень по-взрослому взмахнул невидимым топором, - является его родиной. Именно оттуда он был изгнан вместе со своими единомышленниками. Это был период костров и массовых гонений. Те, кто не успели сбежать, так как еще не овладели знанием перехода в другой мир, умерли в огне под радостное завывание толпы. Колдовство там не любят... Не любят до такой степени, что до сих пор за огромные вознаграждения нанимают бродячих охотников. Это хорошо обученные наемники, умеющие в отличие от местных жителей ходить по срезам. И именно наемники снабдили тебя оружием и превратили в машину по уничтожению колдунов.
Перед глазами промелькнул ряд видеопоследовательностей. Они промчались слишком быстро, но этого хватило, чтобы пробудить во мне страх и отвращение.
Костры...
Костры на площадях...
Вдоль дорог...
Изгибающиеся бархатные столбы дыма от горелой плоти.
Обугленные человеческие останки, свисающие с покрытых копотью каменных столбов.
Сколько же они умудрились отправить на тот свет? Тысячи? Десятки тысяч?
Изображение исчезло, а перед глазами все еще извивается на столбе, пытаясь вырваться из тяжелых кандалов, молодой, еще безусый парень. Пламя уже нетерпеливо облизывает его ноги в предвкушении пиршества. Рот перекошен беззвучным криком. Огонь, решив не растягивать удовольствие надолго, встает пылающей стеной, окутывая свою жертву.
- Инквизиция! - вырывается из груди сдавленный стон.
- У вас это называлось именно так. Здесь же это звучит как Гнев Дыхания предков.
- Но почему?
- Ты позволил ему отомстить за тот позор и унижение, которые он испытал на родине. Тогда возглавляемый им клан был еще недостаточно силен и не смог оказать полноценное сопротивление. Колдовство только начинало делать свои первые шаги в этом мире. Могущество, с которым тебе пришлось столкнуться, пришло к колдунам уже на другом срезе, заменившем родной. После поражения у реки Ория они покинули свой мир, оставив более половины клана лежать на земле. В этой битве погибли сыновья Сешога. Он поклялся, что спустя некоторое время умоет свой мир кровью.
- Так вот откуда они взялись! - шепчу я сам себе, - Всего лишь беженцы. Жертвы религиозного фанатизма.
Наступает длительная пауза, в течение которой я пытаюсь совладать с бурлящими противоречиями, а мальчик с каким-то болезненным любопытством рассматривает меня.
Я совсем запутался в происходящем. Привыкнув всегда все делить на черное и белое, на добро и зло, я оказываюсь не в состоянии адекватно оценить сложившуюся ситуацию. С одной стороны, выходит, что колдуны гады редкостные и отправить их на тот свет является делом чести, а с другой... Если бы моих близких и друзей жгли на кострах, как бы я себя повел? Пытался бы решить все мирным способом? Взывал к совести палачей или беснующейся толпы религиозных фанатиков? Нет! Я бы мстил и лил кровь.
Я ненавижу фанатизм во всех его проявлениях.
- Но какую пользу он получил, обманом направив меня в этот мир? И о какой моей помощи в мести ты говоришь?
Мальчик закинул ногу за ногу так, как будто он лежит в глубоком кресле. Дослушав мой вопрос, он забавно наморщил нос, как бы выражая соболезнования по поводу тупости собеседника.
- Ты и есть его месть, - грустно улыбнулся он. - С твоей помощью он успешно уничтожил свой мир.
- Как уничтожил? - По спине пробежал холодок. Не могу сказать, что к этому миру я испытываю симпатии... В силу сложившихся обстоятельств скорее наоборот. Но гибель целого мира вряд ли оставит равнодушным кого угодно. - Ведь до последнего момента... Моего последнего момента все было нормально.
- Все произошло в момент твоей смерти. Информационный вирус, спрятанный в глубине твоего сознания колдуном, вырвался на свободу в тот миг, когда топор рассек шею. В течение нескольких минут он покрыл весь срез, переходя от разума к разуму. Вирус несет в себе единственный компонент - ненависть к окружающим. Сейчас там творится чудовищная резня. Отец на сына, брат на брата. Весь срез ослеплен животной ненавистью и жаждой разрушения. Думаю, что в течение десятка дней мир опустеет... станет большой могилой для колдуноненавистников.
- Но почему я? - шепчу, с ужасом представив этот пир смерти.
- Любое другое разумное существо, кроме тебя, не смогло бы перенести вирус из среза в срез. Оно бы погибло в середине пути или отправилось в никуда, так и не достигнув цели. Особенностью вируса является то, что он срабатывает в момент смерти носителя... Так что ты был единственным кандидатом на роль неосознанного камикадзе. И ты с успехом выполнил поставленную задачу.
- Но что во мне такого особенного? - спрашиваю, уже зная ответ.
- Ты был возрожден. Ты уже не такой, как все.
Тяжелый груз миллионов человеческих жизней бетонной плитой обрушился мне на плечи.
Я убийца целого мира! Пусть не сознательный, но от этого никому не легче, в том числе и мне.
Перед глазами поплыли страшные картины происходящего, нарисованные разыгравшимся воображением: война планетарного масштаба; каждый против всех; отец на сына; брат на брата.
Мир, плавающий в крови.
- Это можно как-то исправить? Остановить? - сгоряча пытаюсь сделать шаг к сидящему с безмятежным лицом мальчику, но вязкая темнота останавливает меня. Их можно спасти? - В моем голосе смешиваются мольба и надежда.