Вадим Проскурин - Восемь дней Мюллера
Особой чертой Мюллера был энтузиазм. Типичный врач — придавленное жизнью унылое создание неопределенных лет, ходит, бормочет, трясет амулетами, делает полезное дело, но большой симпатии ни он сам, ни его дело не вызывают. Чистильщики нужников тоже полезны общества, но это не дает им права входить в общие трактиры. А Мюллер был совсем другой. Волосы свои он не носил грязными и распущенными, как принято у знахарей, а стриг по дворянской моде. Одевался не в бесформенный балахон из некрашеной ткани, а в нормальный сюртук со штанами, почти как благородный, разве что перчатки не надевал и галстук не повязывал. На губах Мюллера играла улыбка, а когда он накладывал заговор, то не бубнил положенные слова себе под нос, а декламировал с выражением, так что любому дураку становилось ясно, что заговор, наложенный этим врачом, угоден богам в большей степени, чем обычно, и что молитва этого врача имеет намного больше шансов на успех, чем молитва обычного знахаря. Так что на недостаток пациентов Мюллер не жаловался, и другой на его месте попросил бы прибавки к жалованью. Но Мюллер никогда ничего не просил.
Мюллер любил лечить людей. Он не возлагал неоправданных надежд на свое искусство, он понимал, что медицинские технологии развились ровно настолько, чтобы применять их было чуть-чуть выгоднее, чем не применять. Если болезни не лечить, а полагаться только на божью волю, больные выздоравливают чуть реже, чем если их лечить. Эта разница невелика, но все же заметна, ровно настолько, чтобы врачи не остались без работы. А некоторые болезни, например, переломы костей, лечатся настолько хорошо, что вопрос, надо ли их лечить, вообще не возникает. Но большинство болезней поддаются лечению только лишь в редких случаях, и не всегда понятно, что стало причиной выздоровления — мастерство врача или божья воля. Поэтому старые знахари часто впадают в меланхолию и фатализм — дескать, лечи, не лечи, все равно один хрен. Но Мюллер был не таков. Каждую свою неудачу он рассматривал в первую очередь как способ чему-нибудь научиться на собственных ошибках. Доходило до курьезов, так, однажды Ион спустился ночью в мертвецкую и застал там Мюллера, который потрошил недавно умершего бродягу, как мясник потрошит корову.
— Мюллер, ты чего?! — возмутился Ион. — Ты колдун или некрофил?
В ночной тишине голос Иона прозвучал гулко и грозно, Мюллер завизжал, как девчонка, и швырнул в Иона разделочным ножом, но, слава богам, не попал. Ион понял, что кричать на Мюллера не стоило.
— Извини, не хотел пугать, — сказал Ион. — А что ты с ним делаешь? Неужели на мясо разделываешь, чтобы на рынке продать?
Не первое десятилетие по верхнему городу ходит легенда, что на мясном рынке на улице адмирала Фроста, продают под видом свинины человечину, которую добывают на ночных улицах особые разбойники, которых набирают из черножопых рабов, откормленных человечьим мясом, чтобы были злее. В последнее время легенда видоизменилась, теперь черножопых разбойников не просто кормили человечиной, но также зомбировали растамагией, которую творят специально обученные черножопые женщины, которых тоже кормят человечиной. Но образованные люди в эти сказки не верили, потому что любому, кто хоть чуть-чуть в теме, очевидно, что заготавливать человечину в промышленных масштабах нерентабельно. Слишком много придется платить разбойникам, слишком много отстегивать городской страже, а если, не дай боги, в общую кучу попадет зараженное мясо от какого-нибудь пьяницы, потом все на свете проклянешь, пока от санитарной инспекции откупишься. Так что Мюллер был твердо уверен, что байки про человечину на рынке — не более чем байки. Но объяснять Иону не стал, все равно не поймет и не поверит.
— Любопытно мне, — сказал Мюллер. — Посмотреть хочу, как там все устроено.
— А чего тут смотреть? — удивился Ион. — В книгах все расписано… Ух ты! Какого необычного цвета кишки!
— Тут болезнь какая-то, вон, глядите, воспаление, — сказал Мюллер.
Ион взял кишку в руку, стал вертеть и разглядывать.
— Действительно, похоже, — сказал он, утомившись разглядывать. — Погоди! Ты, стало быть, не в первый раз этим балуешься?
— Типа того, — кивнул Мюллер. — Если что, простите.
— Да мне-то какое дело, — пожал плечами Ион. — Ты только нормальных людей не вскрывай, а то уронят на похоронах гроб, не дай боги, а из мертвяка кишки выпадут, скажут, что колдовал, потом не отмоешься.
— Да я только так и делаю, — сказал Мюллер. — Я же не совсем дурак. А знаете, господин Ион, я узнал, отчего бывает сердечный приступ!
— И отчего же? — заинтересовался Ион.
— Там в сердце есть такие маленькие красненькие жилки, как в мясе, — стал объяснять Мюллер. — У тех, у кого сердце здоровое, сердце красное, и жилки тоже красные и широкие, как в обычном мясе. А у тех, кто помер от сердца, у тех сердце беловатое, как рыбное филе, а жилки истонченные и черно-коричневые. Вот, глядите. Я только не пойму, они действительно жиром забиты или мне кажется?
— Да боги их разберут, — сказал Ион. — Человечьему глазу такую мелочь не разглядеть. А зачем ты этой ерундой занялся?
— Из любопытства, — сказал Мюллер.
— Это понятно, — нетерпеливо кивнул Ион. — Но любопытство бывает разное. Можно любопытничать, чтобы золота добыть, или чтобы прославиться или, например, если продал душу темным богам…
— А, понял, — сказал Мюллер. — Нет, у меня любопытство пустое. Просто от скуки.
— Лучше найди бабу хорошую и трахай, пока не отпустит, — сказал Ион.
Мюллер вежливо улыбнулся и засмеялся. Ион тоже засмеялся, хлопнул Мюллера по плечу, и пошел прочь. Он так и не понял, что последними словами нечаянно угодил Мюллеру в больное место.
У Мюллера была серьезная душевная проблема — у него не стояло на шлюх. Однажды он забрел в бордель и так опозорился, что до сих пор колдобит, как вспоминается. Не надо было скупиться, выбрал бы себе бабу подороже, ничего бы такого не случилось. Но если бы случилось, было бы вдвойне обидно. Одно дело, когда не встало на жирную вонючую крестьянку, и совсем другое дело, если не стоит на писаную красавицу, обученную тысяче разных способов порадовать мужчину. В первом случае можно убедить себя, что со здоровьем все в порядке, просто баба была неудачная, а во втором случае такое не прокатывает, здесь для неудачи объяснение только одно — импотенция. А как врач, Мюллер очень хорошо знал, что эта болезнь не лечится, а всякие штучки-дрючки наподобие корня женьшеня — просто хороший способ развести лоха на бабло.
Будь Мюллер тверже духом, он бы понял, что проблему надо решать немедленно, пока она не окрепла. Накопить денег в должном количестве, заявиться в самый дорогой бордель, выбрать самую дорогую шлюху из старых либо самую старую из дорогих, и честно все рассказать. Старые опытные шлюхи — не только шлюхи, но и знахарки, от душевного недуга вылечивают только так. А если даже такая не вылечит, значит, и вправду импотент.
