Михаил Савеличев - Иероглиф
Времени, действительно, было мало. Я трусцой дoбежал до нашей станции, побросал в сумку коробку, дискеты и чистую футболку и такой же трусцой, oдной рукой при этом придерживая вошедшую в резонанс сумку, а другой — свой колышущийся живот, брюхо, пивняк, черт бы его побрал, побежал по асфальтированной дороге мимо помахавшего мне Альфира, мимо гостиницы (она же «хотель»), мимо пика Келдыша и мимо указателя с обнадеживающей надписью «15 км», моля про себя Всевышнего о ниспослании мне попутного транспорта, так как автобус вниз уже ушел, а переться с горы по тропе в этот холодный октябрьский день меня не прельщало ни в коей мере.
Вечером история повторялась уже в виде фарса. Днем я успел добраться до Лаврова, очень удачно поймав красный жигуленок, ехавший не только с горы, но и далее — в станицу, и подвезший меня совершенно бесплатно, еще раз доказав, что не перевелись в нашей стране альтруисты. В тот же поздний час попутки наверх мне не светили и не сигналили. Я проковылял на негнущихся от усталости ногах по Солнечной улице вдоль школы с до сих пор не спущенными флагами международного астрономического лагеря для школьников, детского садика, скрытого за могучими, начавшими опадать тополями (или липами?), свернул на безымянный выход из научного городка и, перейдя через мост с шумящим внизу ледниковым ручьем, купание в котором опасно для жизни незакаленных людей, оказался на распутье.
Передо мной было два пути. Один очень хороший, фальтированный, достаточно пологий, выписываний по нашему скромному трехтысячнику имени Пастухова немыслимые кренделя и петли, и потому oчень и очень длинный — аж полтора десятка киломeтров или три часа пешего хода. Как-то в студенчестве мы с Мишкой прошли ради спортивного интереса этот утомительный путь, на каждом повороте делая десятиминутные привалы в тщетной надежде на шальную попутку, и с тех пор меня эта дорога не привлекала. Обычно ее выбирали машины.
Другой путь был очень плохой, очень крутой, но прямой, как путь к коммунизму, и такой же изматывающий. Тренированные люди проходили его минут за двадцать, мой же личный рекорд составлял на час больше. Обычно эту тропу выбирали туристы, которым не удалось прорваться в автобус, да незадачливые астрономы, опоздавшие на свой законный транспорт и не испытывающие желания, пусть и с относительным комфортом, часа три-четыре ползти в гору по асфальту, наподобие Георга Замзы после его превращения в жука.
До восхода V633 оставалось не так уж и много времени, а мне еще нужно было принять горячий душ в любом из двенадцати пустующих номеров нашего «хо-теля», чтобы смыть пыль, пот, грязь и злость на самого себя, перед тем как приступить к своим ночным бдениям, да успеть, ради успокоения совести, покопаться в гидирующем механизме астрографа в надежде методом научного тыка если не совсем разладить, то хотя бы привести в некоторое чувство эту тонкую и капризную железку.
Первые три метра подъема мне удались вполне, я бодро их прошагал, стараясь дышать ровно и быстро, а пукать — редко, но ритмично, облегчая реактивно тягой нагрузку на разбитые ноги. Однако вскоре в натруженные икры вступила ноющая боль, спину сковав хронический радикулит, по лбу потекли быстро зaмерзающие реки пота, а хриплое, но мощное дыханиe загнанного зверя иссушало губы, покрывая их пулeнепробиваемой коростой, и поднимало с земли столбы пыли и сгнившей в труху древесины. Наклон этой тропы здоровья был, как и у водки градусов сорок, и для облегчения собственной участи я принял позу орангутанга.
Цепляясь руками и ногами за подворачивающиеся камни, кустарники, пожухлую траву и деревья и скребя отвисшим брюхом их же, я проклинал все на свете, включая собственную леность и тупость, не позволяющие мне из мэнээса перейти в сэнээсы или, даже, в ка-эфэмэны, что повлекло (могло повлечь) мое перемещение с этой туристко-козьей дороги в стольный град, с его троллейбусами, автобусами, трамваями, такси и частниками, с его прямыми и ровными пешеходными заасфальтированными дорогами, с его бочками пепси-колы и кваса, с его уютными квартирами, постоянной горячей водой, ваннами-джакузи и полным отсутствием гор.
На полпути к вершине я уже дописывал свою кандидатскую и выпускал второй том монографии «Влияние магнитных градиентов на уширение спектральных линий 0-звезд при не-ЛТР подходе» и с тоской мечтал встать наконец-то перпендикулярно поверхности. Глаза автоматически подыскивали место, где я бы мог прилечь на пару часиков и блаженно разогнуть скрюченный позвоночник, но вокруг тянулись непролазные кусты и деревья, а дорогу усыпали острые гранитные обломки. Вскоре мне попались туристы, бод-ро фланирующие вниз, в суету городов, и жизнерадоcтнo сообщившие, что до дороги осталось минут пятнaдцать вот такой ходьбы, и давай, жми, борода, и не якай, все о'кей.
Это придало мне силы, и через полчаса я выполз, якая, на последний поворот дороги, откуда уже был виден внушительный купол БТА, сверкающее строение Цейсса-1000 и двухэтажное здание гостиницы. Наша станция тоже виднелась из-за пригорка, подмигивая огоньками лабораторного корпуса — никак Альфир снова сидел в библиотеке и читал старые подшивки «Изобретателя и рационализатора».
Добрая казачка Катя без слов дала мне ключ, и сирый, убогий страничек поплелся в ближайший номер, залез в сидячую посудину, гордо именуемую ванной, и, выставив ноги наружу, пустил горячую воду на свое измученное тело.
Сколько я так блаженствовал не знаю — по рассеянности, в кипятке я варился в своих водопыленепрони-цаемых часах, у которых был только один недостаток — глубже двухсот метров в них нырять запрещалось, чего я всегда старался и не делать. Но в кипятке они все же сварились, и как я их ни тряс, заводиться и ходить они больше не захотели. В отличие от часов, я, хоть тоже размяк и даже покемарил в блаженно расслабляющей мышцы тела воде, но, подгоняемый научным и человеческим долгом, вынужден был завестись и пойти с мокрой головой на родимую станцию, где меня ожидали перед работающим телевизором, в котором рассказывали об очередных ужасах того дня, уже спавший на диване Альфир, приехавшая с последним автобусом наша лаборантка Ольга, да мой любимый и капризный Цейсс-400. Светившая неправильно V633 не подозревала о моем существовании и о моем интересе к ее персоне, и меня, естественно, не ожидала и была все так же безразлична и холодна к происходящему на Земле и к современным теориям переменных звезд.
— Будете кофе? — спросила Ольга, которую я не Любил. Была она ненамного старше нас с Альфиром, нo не в пример нам сильно обременена мужьями, детьми и подсобным участком. Училась она тоже на кaфeдpe астрономии, но сюда приехала как декабристка — вслед за своим суженым.
