Роджер Желязны - Миры Роджера Желязны. Том 5
— Нет. Все равно это должно было когда-нибудь случиться.
— Но тебе все же жаль, что это должно было случиться?
— Нет, — отрезал Валет.
— А зачем ты сжег таверну «Жареные окорочка», что стоит на проезжей дороге у самого берега океана?
— Чтоб отомстить за Розали, за то, как они с ней там обошлись.
— А что ты чувствовал, когда шел по берегу после того, как спалил ее?
— Не знаю.
— Был ли ты просто зол и подавлен усталостью?
— Мне стало грустно. И я пожалел о содеянном.
— И часто с тобой бывает такое?
— Не так чтобы очень.
— А хочешь узнать, почему в последнее время такие чувства приходят к тебе чаще?
— Если тебе это известно, скажи.
— А потому, что я рядом с тобой. У тебя есть душа, душа, которая стала свободной от тела. Ты начал поддаваться моему влиянию. Разве это плохо?
— Спроси у меня что-нибудь попроще, — сказал Валет. — Вообще-то я сюда пришел вести наблюдения, а не трепать с тобой языком.
…И слова Валета донеслись до слуха того, кто его разыскивал, донеслись в тот самый момент, когда далекая гора сбросила с себя свою зазубренную вершину, выбросила вверх столб огня, утробно рыгнула и снова застыла в молчании.
Глава 13
Валет прислушался к грохоту лопающихся камней и поглядел, как стремительно скользит вниз большое черное пятно. Он слышал стенания Мира, видел, как бегут по земле огненные трещины, терзая земную плоть.
Его ноздри трепетали, ловя едкие запахи, поднимающиеся из чрева планеты. Хлопья пепла, подобно крыланам, метались, опадали на землю и снова взлетали в струях ледяного воздуха. Звезды на небе прокладывали себе новые орбиты, каких до сих пор никто на свете не видывал. Семь горных вершин, выбрасывающих огненные факелы, поднимались вдали, и Валету живо припомнился тот день, когда он заставил одну из них двигаться по своей воле. Облака пара и струи дыма время от времени скрывали созвездия. Земля ни на миг не переставала дрожать, и весь Шэдоу-Гард тоже шатался и подпрыгивал на своем фундаменте. Валет не боялся, что башня рухнет, — он наложил на замок самые могучие из своих заклятий и знал: тот будет стоять, пока Сила не покинет самого Валета.
Рядом с Валетом молча стояла его душа. Он закурил новую сигарету и наблюдал, как по слону горы сползает в долину гигантский оползень.
Медленно-медленно накатывались тучи. Они собирались вдалеке, там, где зарождалась буря. Подобно гигантским сороконожкам, обладателям бесчисленных огненных суставчатых ног, тучи медленно перебирались с горы на гору. Они зажигали небо на севере, а атакованная молниями земля плевала в тучи собственным огнем.
Прошло еще некоторое время, и слух Валета уже начал улавливать приближающийся грохот этой титанической битвы. А вскоре он понял — сражение совсем рядом. Когда битва стихий загремела чуть ли не над его головой, Валет усмехнулся и обнажил меч.
— Что ж, душа, — воскликнул он, — давай-ка поглядим, сохранил ли я Силу!
Мечом он начертал на камне магический узор и произнес заклинание. Река огня и грома расступилась и обтекла Шэдоу-Гард двумя широкими рукавами, не нанеся замку никакого вреда.
— Недурно сработано.
— Спасибо на добром слове…
Они были окружены — земля горела и содрогалась прямо под их ногами, буря свирепствовала, небо швыряло в них падающие звезды. Услышав чьи-то шаги, Валет повернулся лицом к лестнице.
— Это, должно быть, Айвина, — сказал он. — Она боится бурь и всегда ищет меня, когда начинается ненастье.
Айвина вышла из люка на плоскую крышу башни, увидела Валета и подбежала к нему. Девушка не проронила ни слова. Он укутал ее своим плащом и, обняв одной рукой, прижал к себе. Айвина дрожала.
— Тебя не мучают угрызения совести из-за того, что ты с ней сделал? — спросила душа.
— Так, есть немножко, — ответил Валет.
— Тогда почему бы тебе не освободить ее?
— Нет.
— Потому что, если Айвина вспомнит то, что было, она возненавидит тебя?
Валет ничего не ответил.
— Не бойся, она меня не слышит. Я буду задавать вопросы в такой форме, что ты на них сможешь отвечать односложно. Она подумает, что ты просто бормочешь что-то про себя… Ведь тут нечто большее, чем ненависть?
— Да.
Оба помолчали.
— А не в том ли дело, что ты боишься, как бы она не сошла с ума, если снять чары?
— Да.
— Значит, ты стал куда более эмоциональным и чувствительным, чем был раньше; куда больше, чем я предполагала.
Айвина наконец подняла голову, взглянула в глаза Валету и промолвила:
— Мне жутко. Может, спустимся вниз, любимый?
— Нет. Ты иди, если хочешь.
— Тогда я останусь с тобой.
Медленно, еле заметно, буря уходила прочь, замирая вдали, пока не смолкла совсем. Валет видел, что разломы земли продолжают еще яростно выбрасывать наружу полотнища пламени, а вершины гор дымятся и пылают. Повернувшись в другую сторону, он обратил внимание на что-то белое, застилающее даль, и понял — это не дым, это — снег. Правда, пока еще где-то далеко на западе. В Валете возникла вдруг неожиданная уверенность, что из его затеи ничего не получится, что процесс разрушения зашел слишком далеко. Но теперь изменить что-либо было все равно невозможно. Оставалось лишь одно — наблюдать.
— Айвина…
— Да, мой повелитель?
— Мне надо сказать тебе кое-что…
— Что, любимый?
— Я… Нет, ничего.
Его душа придвинулась почти вплотную и теперь стояла у него прямо за спиной. И тут к Валету пришло такое сильное и странное чувство, что он не смог больше выдержать.
Повернувшись к Айвине, он шепнул:
— Прости меня.
— За что, любимый?
— Сейчас я этого тебе не смогу объяснить, но, может быть, придет время и ты припомнишь мои слова.
Ничего не понимая, Айвина произнесла:
— Надеюсь, такое время никогда не придет, Валет, я ведь всегда была счастлива с тобой.
На мгновение Валету показалось, что он задыхается и что глухие удары сердца отдаются в каждой жилке его тела.
Сквозь вихри пыли, сквозь грохот и гул, сквозь мертвенный холод он неуклонно шел по следу. Слепящие молнии, содрогавшаяся земля, стремительно приближавшаяся буря, все они не значили для него ровным счетом ничего, ибо чувство страха было ему неведомо. Он скользил по склонам холмов беззвучно, точно привидение, и проползал меж скалами и камнями, как змея. Он перескакивал через трещины, уворачивался от камнепадов. Однажды в него ударила молния. Никакого вреда она ему не принесла. Ведь он был всего лишь большим комом протоплазмы, который можно запросто и без всяких дурных последствий для него проткнуть, например, палкой; и, по правде говоря, трудно было бы назвать причину, которая позволяла ему жить и двигаться. Впрочем, вполне возможно, это и не настоящая была жизнь, во всяком случае, не та, которой живут другие существа — даже те, что обитают на Ночной Стороне. Вместо имени — кличка, а уж об умственных способностях вообще говорить нечего. По сути дела, набор инстинктов и рефлексов, большая часть которых — врожденные. Эмоции у него тоже отсутствовали — кроме одной.
