Дэвид Зинделл - Экстр
Кровь присутствовала во всех ее снах, особенно.в самом страшном, который повторялся снова и снова, порой трижды за ночь. В этом сне по ее телу струился оранжевый поток энергии, корежа ее жилы, нервы, кости и превращая ее в сильную, прекрасную тигрицу; она чувствовала, как на пальцах у нее отрастают когти, брюшные мускулы напрягаются и между лопатками сосредотачивается жгучая и мучительная жажда убийства. Однажды, пробуждаясь от этого сна с криками и конвульсиями, она прикусила себе язык; на губах у нее была кровь, и она вцепилась в лицо склонившегося над ней Данло.
Опомнившись и увидев красную борозду, которую она оставила на его щеке, Тамара прижалась лбом к его лбу и так отчаянно расплакалась, что ему самому захотелось плакать.
Когда она наконец затихла (ее слезы жгли царапину у него на лице), он сказал ей: – Все будет хорошо.
– Нет-нет. Я теперь боюсь ложиться спать. Боюсь опять проснуться не в своем уме.
– Ты в своем уме.
– Иногда я как будто не знаю, кто я.
– Ты – это ты, – сказал он просто. – Ты та, кто ты есть.
– Иногда, глядя на себя в зеркало, я ничего там не вижу. Что со мной происходит? О, Данло, Данло, что мне делать?
Данло увел ее на берег, велел ей смыть кровь с лица и рук и сам умыл свое пораненное лицо. Холодная как лед вода обжигала, как огонь. Они долго стояли на твердом песке, ежась от холода и глядя, как накатывают и уходят волны. День был пасмурный, и тонкий туман шелковой завесой спускался с неба. Данло едва различал сквозь него Соборную скалу, черную и грозную. Где-то в этой тонкой, но непроницаемой пелене скрывались чайки и другие птицы – Данло слышал, как они кричат, будто затерянные в море души. Такой же крик, хотя и безмолвный, застыл в глазах Тамары. Она плачет по себе, как все люди, подумал Данло, оплакивает ту, кем она могла бы быть, и ту, кем она еще может стать.
Через некоторое время она сказала:
– Иногда по утрам, когда сон прекращается, я чувствую себя так, будто я умерла и моя жизнь наяву – только сон. Я просыпаюсь и боюсь, что просто перешла в другую фазу сна, проснулась внутри сна. Мерзкое, бесконечное пробуждение. Иногда я боюсь, что никогда уже не выберусь.
Данло пустил по воде плоский камень, и тот со смачным “плоп” скрылся в темной глубине.
– Выход есть всегда, – сказал он. – Выход или… путь в глубину.
– Я не могу больше так жить, Данло.
Он взглянул на свой корабль, но не увидел его из-за тумана.
– Если хочешь, я приготовлю корабль к путешествию. Мы попытаемся улететь, и я доставлю тебя обратно в Невернес.
– Нет. Я никогда не покину этот мир. Я не могу, не понимаешь разве?
Данло пустил еще один камень, и тот подскочил три раза, прежде чем скрыться под волной.
– Да… понимаю, – сказал он, посмотрев на Тамару.
– Я не смогу жить ни в каком другом месте. Мне кажется, что я умираю. – Нет. Как раз наоборот.
– Когда один из этих снов заканчивается, мне иногда кажется, что я хочу умереть. – Она смотрела на океан, куда Данло бросал свои камни. – Иногда мне хочется войти в море и утонуть. Если я не могу жить как нужно мне, в любви и радости, зачем жить вообще?
– Затем, что жизнь – это все.
– Раньше я тоже так думала. Раньше я хотела отведать все, что есть съедобного от Сольскена до Фарфары. Хотела повидать все миры во вселенной, если жизни хватит. Хотела посетить поющие пещеры Катекена и побывать на Агатанге. Хотела перелюбить всех красивых мужчин, которых встречу. Я всегда любила любовь, только ради нее, в сущности, и жила, но как я могу любить теперь, если все, чего я хочу, – это упасть с криком и умереть?
Данло дотронулся до ее покрытой пушком щеки, где блестели крошечные капельки.
– Прошу тебя… живи.
– Это все равно не жизнь.
– Тогда живи, как тебе хочется.
– А как мне хочется?
– Только ты можешь это знать. Но можно еще отыскать путь… в воспоминаниях.
– О нет. Пожалуйста, не надо.
– Прости. Для тебя это тяжело, я знаю.
– Ты не знаешь, насколько тяжело.
– Ты часто говорила, что не чувствуешь себя цельной, что тебе кажется, будто ты вот-вот откроешь нечто очень важное о самой себе.
– Эта тема проходит через все мои сны. Я постоянно испытываю это чувство.
– Я думаю, тебе полезно будет пережить заново момент своего рождения.
– Момент рождения? Но почему?
– Потому что все начинается оттуда. Тайна твоей жизни заложена там.
– Ты так уверенно говоришь об этом.
– Я ни в чем не уверен. Мнемоника не дает никаких гарантий.
Она схватила его за руку, вонзив ногти в его мозолистую ладонь.
– Я родилась в доме моей матери – не помнишь разве? Ты хочешь вернуть меня туда? Не знаю, выдержу ли я, если увижу этот дом снова, а если увижу мать, меня это просто убьет.
– И все-таки я хочу вернуть тебя в момент твоего рождения, – уклончиво ответил Данло. Глядя на нее, дрожащую в холодном тумане, он понимал, что осуществление этого плана уничтожит Тамару, которую он любил, и все же не колебался, предлагая ей новый мнемонический сеанс. – Я помогу тебе найти путь.
– Мне страшно.
– Я не дам тебе умереть.
Она посмотрела в его полные решимости глаза и сказала: – О, Данло, мне страшно и за тебя.
Данло улыбнулся и промолчал. Далеко в море жалобно стонали киты, и он не стал говорить ей, что сам боится и за них обоих, и за всех, когда-либо претерпевших муки рождения.
Глава 7
ОНА
Если выскажете то, что внутри вас, высказанное спасет вас. Если не выскажете то, что внутри вас, невысказанное вас погубит.
Иисус Кристо, Евангелие от Фомы
Они, как и в прошлый раз, долго готовились к сеансу – поставили в доме свежие цветы и несколько дней проделывали назначенные Данло упражнения. Теперь пережить заново свое прошлое предстояло только Тамаре, а Данло должен был провести ее через все стадии ее онтогенеза от оплодотворения яйцеклетки до взрослой человеческой личности. Поэтому и упражнения, выбранные им, отличались от прежних. Он следил за тем, чтобы Тамара выполняла их неукоснительно. Вечером, перед началом сеанса, он снова зажег тридцать три свечи и сел вместе с Тамарой на полу в каминной. Проверяя, не упустили ли они чего-нибудь, он обвел взглядом комнату. Перед ним в голубой вазе стояли красиво расположенные рододендроны, на стропилах играли золотые блики, и в доме хорошо пахло апельсинами, углем, теплой кожей и шелком. Именно запахи, а позднее и вкус, должны были помочь Данло ввести Тамару в шестьдесят первое состояние мнемоники – возвращение. Проделав с ней ряд сложных дыхательных упражнений, Данло достал из кармана камелайки синий флакон с обыкновенной морской водой. Он откупорил его, поднес к губам Тамары и сказал:
