Джон Уиндем - Отклонение от нормы
– Наверно, это здорово, – сказала она с завистью, – все равно что иметь глаза, которые видят насквозь?…
– Да… приблизительно так, – подтвердил я, – но это очень трудно объяснить словами… Правда, иногда это может причинить и… боль.
– Быть отклонением – уже больно… Очень больно! Всегда! – она по-прежнему сидела на корточках и разглядывала свои коричневые от загара руки. – Если она сумеет родить ему детей, я буду ему уже не нужна… – тихо выговорила она.
Хоть и было темно, я увидел, что щеки ее мокры от слез.
– Софи… милая! Ты что… любишь этого «Паука»?
– Не надо! Пожалуйста, не называй его так. Мы здесь все не такие, как… Его зовут Гордон, и он… добр со мной… Ах, Дэви, если бы у тебя было так мало в жизни хорошего, как у меня, ты бы понял, что это для меня значит! Ты никогда не поймешь, какая кошмарная пустота здесь вокруг! Я бы родила ему детей, если бы могла… Если бы я только могла!… Скажи, зачем они делают это с нами?! Почему они не убили меня сразу? Это было бы милосердней…
Она молча плакала, не рыдая, даже не всхлипывая, просто слезы текли и текли по всему лицу. Я взял ее за руку…
Вдруг передо мной отчетливо встала картина: мужчина и женщина держатся за руки, а маленькая фигурка на лошади машет мне ручонкой… Машет, машет… А потом они все исчезают за деревьями, а я остаюсь стоять, полный горя от своей первой утраты, чувствую прикосновения детских губ на моей щеке и сжимая кусок желтой ленты с прядью темных волос в кулаке…
– Софи… – с трудом сказал я. – Софи, послушай меня. Этого не будет, слышишь?! С Розалиндой у него ничего не выйдет! Я знаю это, понимаешь?!
Она подняла на меня глаза.
– Как ты можешь знать такое про… другого? Ты просто… Тебе просто хочется так думать…
– Да нет же, Софи! Я знаю! Мы с тобой тоже можем знать друг про друга не так уж мало, но с Розалиндой все совсем иначе… Ну, это трудно объяснить словами. Это… часть того, о чем мы сейчас говорили. Когда думают вместе, понимаешь?
Она смотрела на меня с сомнением.
– Это правда? Я никак не могу понять…
– Тебе трудно понять, я знаю. Но поверь мне, это правда! Я могу чувствовать и точно знать, что чувствует она к этому па… к этому человеку.
Она смотрела на меня теперь почти с ужасом.
– А ты… – неуверенно начала она, – ты можешь видеть то, что я… сейчас думаю?
– Не больше, чем ты можешь видеть, о чем думаю я, – я понял, чего она испугалась. – Пойми… это не… Ну, не как подглядывание, а вроде разговора… Ты просто можешь разговаривать, только не словами, а мыслями… Можешь передавать, но можешь и не передавать их, если не хочешь… Если они касаются только тебя… Понимаешь?
Ей объяснить все это было гораздо труднее, чем в свое время Акселю, но я старался выбирать самые простые и понятные слова. Вдруг я сообразил, что уже почти не вижу ее лица. Стало совсем темно.
– Уже стемнело, Софи… – сказал я.
– Да, теперь мы можем идти. Только осторожно, – предупредила она. – Ты можешь двигаться? Это совсем рядом.
Я с трудом поднялся на ноги, все еще чувствуя сильную боль во всем теле. Голова кружилась, но идти я, кажется, мог. Софи видела в темноте лучше меня – она взяла меня за руку, и мы медленно двинулись вперед, стараясь держаться вблизи деревьев. Слева я различал огоньки костров и понял, что мы идем по самому краю поселка. Когда мы дошли до низкого утеса, Софи остановилась и положила мою руку на лестницу из веток, которую я увидел лишь после того, как дотронулся до нее.
– Лезь за мной, – сказала она и сразу пропала в темноте.
Я осторожно стал взбираться по лестнице вверх, пока не добрался до ее конца и руками не ухватился за край гладкой площадки. Ее рука нашла в темноте мою, и она помогла мне взобраться наверх.
– Садись, – сказала Софи.
Она поискала глазами вокруг, наклонилась, и в руках у нее засветился огонек. Видимо, она высекла искры из двух камней и зажгла от них обрывок веревки. Она стала раздувать тлеющий огонек, пока ей не удалось зажечь от него две свечки. Это были два небольших огарка, они издавали скверный запах, но при их свете я все-таки мог разглядеть, где мы находимся.
Это было что-то вроде небольшой пещеры – метров пять в длину и восемь в ширину, – выдолбленной в песчанике. Вход прикрывала звериная шкура. В темном левом углу видна была дыра в потолке, сквозь которую медленно капала вода – примерно, капля в секунду. Вода стекала в деревянную бадью, и от нее тянулся мокрый след через всю пещеру к самому входу – видимо, когда вода переливалась через край, никто не давал себе труда опорожнить бадью. В другом углу было сооружено что-то вроде матраса из веток, покрытого такой же шкурой, какая висела у входа. По полу была разбросана простенькая кухонная утварь. Над черным выгоревшим пятном от костра возле входа виднелось вытяжное отверстие. Из стен там и сям торчали рукоятки ножей, а в небольших нишах стояли подобия тарелок и чашек, грубо выдолбленных из дерева. Лук, кожаный колчан со стрелами и длинный кинжал лежали на полу рядом с матрасом… Больше в пещере, кажется, ничего не было.
Я невольно вспомнил кухню в доме Уэндеров… Чистенькая, светлая, она казалась такой уютной – стены, увешанные картинами, без всяких дурацких надписей, ароматные свечи…
Софи взяла чашку, зачерпнула воды, достала из ниши чистую тряпочку и наклонилась надо мной. Она смыла с моего лица кровь, осторожно обтерла края рваной царапины на голове и принялась внимательно ее разглядывать.
– Ничего страшного, – сказала она, – просто большая царапина, к счастью, даже не очень глубокая.
Я вымыл в чашке руки, она выплеснула воду прямо на пол и убрала чашку обратно в нишу.
– Есть хочешь?
– Очень, – признался я. С самого утра у меня не было во рту ни крошки. Но вспомнил я об этом, только когда она спросила.
– Посиди здесь. Я скоро вернусь, – сказала она и скрылась за шкурой, закрывающей вход.
Я сидел, тупо глядя на стену пещеры, слушая мерный звук падающих капель в дальнем углу, и думал: а ведь вполне возможно, что здесь все это роскошь… «Если бы у тебя было так мало хорошего, как у меня…» – так, кажется, она сказала…
Чтобы отогнать нахлынувшую на меня тоску и острую жалость к Софи, я позвал Мишеля.
– Где вы там? – спросил я. – Что вообще происходит?
– Мы остановились на ночлег, – тут же отозвался он. – Рискованно двигаться ночью в Джунглях… – он постарался нарисовать мне картину этого места, каким он видел его до захода солнца, но это могло быть и в стороне от нашего с Розалиндой маршрута. – Днем идти было очень тяжело, мы вымотались, как черти. Они неплохо знают свои леса, эти люди из Джунглей. Мы ожидали встретить засаду, но они вместо этого крались за нами, как тени, время от времени обстреливая нас из-за деревьев. У нас трое убиты и семеро ранены. Но тяжело только двое…
