Олег Кулагин - Звезды в кармане
– Кто это на побегушках? Мы лично собираемся отдыхать… Хватит, того что за вами трое суток гонялись.
Коридор достиг развилки. Охранники свернули направо. Пушок побежал прямо.
От неожиданности мы трое замерли.
– Э-э, – возмутился Лубенчиков вслед охранникам, – Я не понял? За нами ведь нужен глаз да глаз!
– А куда вы отсюда денетесь?
Шаги удалились.
– Да, ребята… – вздохнул Васька, – По-моему здесь нас не ценят…
– Эй! Вы идёте? – тявкнул Пушок.
Через пару минут мы оказались в небольшой круглой комнате. У комнаты не было потолка. Я как раз хотел сказать об этом. Не успел. Нас подхватило и понесло вверх.
– Лифт, – озвучил Васька, болтаясь в воздухе, – Но лучше бы он был из железа…
Я глянул вниз и порадовался, что электроэнергию здесь не отключают.
Нас вынесло из круглой шахты и опустило на терассу – гладкую каменную площадку, открытую солнцу и небу. Мы прошли остров насквозь.
Вид сверху был куда симпатичнее. Террасу обступал самый настоящий сосновый лес. Рядом луг – едва ли не с футбольное поле. Озерце с лебедями. Фонтаны, бассейны. Какие-то фруктовые деревья. И среди живописных зарослей – ажурные башни, другие непонятные, но симпатичные строения.
– Нам туда! – дернул головой Пушок.
Мы пересекли луг и сад.
Двухэтажный белый дом с башенками стоял у пруда в конце аллеи.
– Располагайтесь, – тявнул волкодав. И убежал.
Теперь мы и вовсе остались без надзора.
Чуть замешкались, но вошли внутрь. Бинк огляделся:
– Знаете, голокожие, я в разных тюрьмах сидел… Эта – довольно приличная.
Мы шли по комнатам – изучая, щупая и даже принюхиваясь.
Насчёт тюрьмы Бинк, конечно, круто ввернул. Только у меня и Васьки были другие ассоциации. Что-то вроде виллы супербогача. Причём богача, «повернутого» одновременно и на сверх-авангарде, и на антиквариате… Такой вот, диковинный, но вполне органичный сплав.
А ещё, всё это было очень удобно. Васька тут же залез с ногами на громадную кровать.
– Сними ботинки, свин!
– Не буду, – зевнул Лубенчиков, – В знак протеста. Пускай сначала объяснят, чего им от нас надо…
– Объяснят, не сомневайся, – вздохнул Бинк, – Только станет ли нам от этого легче?
– Кто они такие, а? Гарргавы хреновы…
– Откуда я знаю? И в каталоге ничего подобного не припомню…
– А ты, вообще, тоже хорош… Какого хрена ты её дразнил? Отсталая планета, отсталая планета… С ножом на неё бросился…
– Да, Бинк… Девушки этого не любят, – кивнул я, – Они – существа тонкие и ранимые.
Волосатик помрачнел. Отвернулся и вышел из комнаты.
Мы переглянулись. Васька хмыкнул:
– Разволновался бедняга… А мне уже здесь нравится!
Лубенчиков стащил ботинки и подпрыгнул на кровати.
– Не порть мебель, – предупредил я.
– Фигня, Лёха! Если Землю не отыщем – примем здешнее подданство! И будем как сыр в масле…
Договорить он не успел.
Из соседней комнаты донёсся треск рвущейся ткани и отчаянный вопль.
Мы бросились туда. Выбежали на балкон. К перилам был привязан обрывок простыни. Внутренне холодея, я глянул через перила. Балкон нависал над краем острова. И до земли сейчас было не меньше километра.
– Он что, спятил от страха?! – прошептал Васька, – Бросился вниз, идиот!
– Сам ты, идиот, – донесся знакомый голос, – А здесь оказывается такие тонкие простыни…
Бинк висел, уцепившись за край балкона. Кажется, ногами нащупывал опору. Потом ему это надоело и он спрыгнул.
Внутри у нас ёкнуло, а волосатик спокойно прошёлся туда-сюда по воздуху. Хмуро констатировал:
– Силовое поле. Так я и думал!
Мы помогли Бинку опять забраться наверх. И Лубенчиков укоризненно вздохнул:
– Дурак ты, волосатый… А если бы там ничего не было?
– Ни хрена вы не понимаете! – отмахнулся Бинк, – Эта настоящая крепость! Сад, лес, пруд – это всё декорация! И теперь я точно знаю – отсюда не убежишь!
– Ну… Это и так было ясно.
– Считаете себе самыми умными? – скривился Бинк, – Да я… Да вы знаете, из каких адских дыр я ускользал?
Он замолчал и презрительно сплюнул. Плевок повис в воздухе двумя метрами ниже балкона.
– Самый дерьмовый рейс в моей жизни… – грустно вздохнул Бинк, – И зачем я не остался на той орбитальной станции?
Похоже, настроение у него окончательно испортилось.
– Лучше уж в бербатийской тюряге отдыхать…
– Ты не прав, друг. Не прав, – Васька хлопнул хоббита по плечу, – Таких впечатлений ни в одной тюрьме не наберешься…
– Ага… С такими придурками я ещё не сидел.
Вот и сочувствуй после этого людям.
Остров медленно дрейфовал по воздуху. Какое-то время мы любовались с балкона пейзажами. Голубая лента реки, изумрудный ковёр лёса. Луга, поля… Скалистая гряда у горизонта…
Красиво, но не загорать же так целый день. А «её высочество» что-то не спешит.
– Васёк, – сказал я, – Пошли искупаемся… В том пруду с лебедями…
Лубенчикова не пришлось уговаривать.
И мы отправились через через искусственный лес. Раз нас не держат под замком – имеем полное право наслаждаться здешними благами.
По дороге распугали местных белок. И Васька окончательно исцелился от комплексов.
– Зайцы! – радостно орал Лубенчиков, – Выходите! Я вас не боюсь!
Хрустнула ветка. Я оглянулся. К счастью, это был не заяц. Всего лишь Бинк тоскливо бредущий позади.
– Эй, волосатый! – махнул рукой Васька, – Радуйся, пока можешь!
Залез на фруктовое дерево и стал швырять вниз какие-то крупные плоды, отдалённо напоминавшие яблоки.
Мы попробовали. Кисловатые, но ничего.
– А они точно съедобные? – спросил Бинк, откусывая «яблоко».
– Наверное. Мы ж их едим.
Волосатик скривился и выплюнул.
– Ну, ты и привередливый, – удивился Лубенчиков.
Потом мы с Васькой залезли в пруд.
Долго выдерживать наше соседство «лебеди» не смогли.
Подумаешь, утки-переростки! Нам и без них – весело! Хорошо, что искуственный водоём был изрядной глубины и ширины. Иначе, мы бы точно его расплескали.
Два белых пса выскочили на шум. Замерли, настороженно рассматривая «спятивших» чужаков. А спустя минуту, радостно тявкая, оба уже носились вдоль берега.
– Эй, шарики! Тузики! Тьфу-ты… Гарргавы! Айда к нам! – обрадовался Васька.
Но тут идиллия нарушилась. Белые псы замерли и вытянулись по стойке «смирно».
Из-за кустов возникли Илга и чёрный ньюфаундленд.
– А вы, я вижу, не скучаете?
Сейчас она была в длинном серебристом платье. Довольно закрытом. Правда, сбоку имелась броская для мужского глаза деталь – волнующе-высокий разрез.
– Долго же ты переодевалась, – хмыкнул Васька, нагло изучая её фигуру. Никакого уважения к этикету.
