Владимир Баграмов - Страна убитых птиц
— Я вас ударю!
— Я тебе ударю, даже Викешка Смагин не откачает. Я вот когда эту рыжую Долину увидел, как она голая с кафельного пола поднимается, как трупное окоченение ей двигаться мешает, а она с глазами пустыми прямо в дверь, прямо в дверь! И думаю, салют тебе, Безик, обезьяна ты бесхвостая. НОВАЯ ЖИЗНЬ В СТЕНЫ СТУЧИТСЯ, ЕЕ НЕ ПУСКАЮТ, А ОНА СТЕНУ ПРОБИВАЕТ! Викешка в крови весь за ней следом ползет! Потом голубь этот… У Викешки глаза безумные, дышит, как астматик, шепчет что-то! Голубя в руки взял, дыханием его согревает… А у птицы-то и кровь на клюве засохла, а?! ЧТО ЭТО БЫЛО? КАК? ОТКУДА? А пошли вы все! Только будут птицы летать, Шнейдер, и цветы будут, и все-все, чего нет, — будет! И города вонючие мхом зарастут, и СВАЛКИ не будет. Шнейдер, а как придут они со СВАЛКИ-ТО, что ты им скажешь, Божий человек, почему не с ними выживал? Похлебкой встретишь? Из твоих рук, Шнейдер, НИКОГДА ПТИЦА НЕ ВЗЛЕТИТ, ПОНЯЛ? И Викешка этот хромой, он не рыжую манекенщицу оживлял, не голубя разбившегося, а МЕЧТУ ВСЕОБЩУЮ.
Начальник Отдела «Исполнения» КПК обернулся к своему заместителю. Тот напряженно вслушивался в разговор, происходивший в бункере, смотрел не мигая на колонку мощного динамика.
— Джикия, кто такой инакомыслящий?
— Враг Федерации, мой генерал.
— Умный враг. Ну, и чего вы ждете?
Заместитель растерянно топтался на месте. Он исполнял приказы, исходящие непосредственно от двух людей — Президента и Начальника Отдела. Ни тот, ни другой никакого приказа ему не отдавали. Президент, выходя из кабинета Начальника, обронил только одну фразу: «Я надеюсь на вас, парни!» Начальник только смотрит, смотрит, и вот теперь… «Ну, и чего вы ждете?» А чего он ждет?
— Слушаюсь, мой генерал.
Пулеметная очередь бросила их на стену. Бункер наполнился грохотом, пороховой гарью, стонами и криками расстреливаемых.
Дольше всех умирал патологоанатом. Он скреб ногтями бетонный пол, пытаясь куда-то подтянуться, но рука срывалась и слабла.
По щекам мгновенно умершего Исаака Шнейдера текли слезы.
Ему снилось, что он бежит босыми ногами по асфальту, убегает от матери и хохочет, хохочет! Мать не очень спешит догонять, просто быстро идет следом и ворчит, но в голосе ее нет и намека на раздражение. И вдруг он замирает перед витриной!
Боже, чего здесь только не было! Золотистые, как верхушки облаков в солнечное утро, шары, ярко-алые пирамиды из колец, заводные куклы с пышными волосами, солдатики в разноцветной форме стояли «на часах» с «всамделишными ружьями», длинные, приземистые машины, управляемые по радио, с дрожащими прутиками антенн, паровозики, кораблики, трактора, ракетные установки — все это сверкало, переливалось, освещенное сотнями ламп, бесчисленными зеркалами.
Но больше всего его поразило чучело какой-то птицы. Белая-белая, она парила над всем этим великолепием, висела немного в стороне, ближе к углу витрины. Что это была за птица! Тонкие, надломанные крылья, устремленные чуть назад, вытянутое тело, голова, оканчивающаяся острым, слегка изогнутым клювом…
— Что это, мама? — спросил он пораженный и притихший.
— Это чайка, сынок. Их уже нет. Были такие птицы на свете.
Он упросил мать купить чучело. На это ушла двухмесячная пенсия за отца. И он шел, прижимая к груди коробку с птицей, КОТОРОЙ ТЕПЕРЬ НЕТ НА СВЕТЕ, шел и плакал от счастья.
И каждую ночь просыпался и смотрел на ящик «Видео», где, распластав узкие крылья, парила ЕГО ПТИЦА.
А через месяц чучело сгрызли мохнатые городские муравьи. Он пришел после занятий музыкой, а вместо его прекрасной, гордой, белой птицы на крышке «Видео» оказалась горстка грязной трухи, по которой ползали мохнатые твари с раздувшимися брюшками… Он не заплакал. Он вскипятил большой чайник и полил муравьев крутым кипятком, вода просочилась в «Видео», безнадежно испортив хрупкий прибор. От чайки осталось одно маленькое белое перо, случайно залетевшее за кресло…
Он проснулся, некоторое время лежал с закрытыми глазами.
— Чайка!
— Что ты, миленький?
Мария тут же повернулась к нему, прижалась всем телом. Он не заметил, что произнес это вслух. В не застекленное окно их избушки был виден серый, однотонный рассвет. Боже, самая настоящая избушка! Крохотная, наверное, охотничья когда-то, а теперь заброшенная и жалкая среди этого почти умершего леса, высохших кустов. И как она уцелела, как не сгнила вместе со всем вокруг?! Может быть из-за толстых, просмоленных бревен, из которых она была сложена, из-за сухого песка и твердой, как камень, глины, на которых ее поставили? Но факт есть факт, они нашли ее, наткнулись случайно. Теперь это их дом.
— Мария! — позвал он тихонько.
— Да, миленький…
— У нас нет завтра, Мария. Ты слышишь?
— У всех есть завтра, о чем ты говоришь?
— Рано или поздно, они найдут нас. Они не успокоятся.
Она села, спустив ноги с заскрипевшей лавки, зябко куталась в его куртку. Свет из окна высветил половину ее лица, другая тонула в тени — оттого выражение ее лица было загадочным.
— Знаешь, Стас, я не дам им схватить себя. Тому, кто умирал однажды, нетрудно будет повторить это снова.
Он чуть повернул голову, стал смотреть на ее розовое, просвечивающее ухо. Опять этот запах… Так пахла горсть земляники в детстве, когда мать приносила ее в пластмассовом стаканчике из парников Большого Комплекса, обслуживающего Иерархов.
— Мария! — позвал он, задыхаясь от нежности. — Мария-а-а!
Она повернула голову, зубы ее ослепительно блеснули.
Он протянул руку, дотронулся до ее щеки, нежно провел по ней, едва касаясь, спустился рукой ниже, минуя шею, забрался кончиками пальцев за воротник платья, там было тепло, и он счастливо засмеялся.
— Глупый! Какой ты глупый! А еще работаешь в таком… таком ведомстве! Ты офицер?
Он кивнул, жадно разглядывая ее лицо. Ему не верилось, что эта женщина, такая красивая и УДИВИТЕЛЬНАЯ, была с ним! Ее целовал и ласкал он этой ночью под завывание ветра в стволах деревьев, в избушке, пропахшей смолой и древностью, пронизанной призрачным лунным светом… Ей говорил он те слова, что давным-давно таились, ворочались в душе его, слова, которые он никому еще не говорил.
— Есть хочешь?
Он отрицательно помотал головой. Мария встала и принялась бродить по избушке, трогала зачем-то старые, прокопченные стены, доски стола, угол печи, сложенной из красных кирпичей… Вчера на ночь они топили печь, жарили тушки убитых Стасом странных животных с длинными ушами, покрытых серой короткой шерсткой, Мария сказала, что она видела таких в книжке, они назывались «крольки». Название было смешным и ласковым. Эти «крольки» оказались вкусными. Только соли не было, и без белкового мугу было скучно есть. Но ничего. У него был неясный пока план, но кое-какие детали уже зрели в голове.
