Айзек Азимов - Фантастическое путешествие II
Скрежета не было, лишь только еле слышное шипение. И не только потому, как заметила Баранова, что ткань была как резиновая, а еще потому, что она немного сжалась при столкновении. Затем отскочила от корабля, при этом отталкивая его от себя, а вязкая межклеточная жидкость послужила своего рода подушкой и уменьшила силу трения.
Корабль, продолжая двигаться, повернул влево навстречу ткани.
— Я выключу двигатели, как только замечу, что мы опять близки к столкновению, — сказал Дежнев. — Поворот влево, который мы сейчас пытаемся сделать, удачен в том смысле, что поможет нам его осуществить трение со стенками ткани.
— Да, это хорошо. Ну, а если нам придется повернуть вправо? — спросил Конев.
— Тогда мне придется использовать двигатель. А произойди это немного раньше, я бы повернул навстречу правому отростку и попытался использовать энергию столкновения с ним. Ткань сама развернула бы нас вправо. Главное для нас, чтобы в любом случае как можно меньше использовать двигатели и как можно больше пользы извлекать из фибры. Во-первых, потому что нам следует экономить запасы энергии. А во-вторых, слишком быстрое освобождение энергии... может привести к внезапной деминимизации.
— Что?! — воскликнул Моррисон. Он повернулся к Барановой. — Это правда?
— Это не главное, — ответила Баранова. — Но это правда. Возможность деминимизации при этом существует. Но из того, что сказал Дежнев, гораздо важнее вопрос сохранения энергии.
Но Моррисон никак не мог подавить охватившую его ярость.
— Вы что, не видите, насколько нелепа, вернее, преступна сложившаяся ситуация? Мы находимся в корабле, который попросту непригоден для выполнения подобной задачи, и все, что мы делаем, лишь ухудшает создавшееся положение.
Баранова покачала головой:
— Альберт, ну пожалуйста. Вы же знаете, у нас нет выбора.
— Кроме того, — ухмыльнулся Дежнев, — представьте себе, насколько значительным будет успех, если нам все же удастся выполнить эксперимент в неприспособленном для этого корабле. Мы будем героями. Настоящими героями. Нас, конечно же, наградят орденом Ленина. Каждого из нас. А если не удастся, все можно будет списать на непригодность нашей машины.
— Да, вы станете героями независимо от того, выиграете или проиграете. Вы все — не мог успокоиться Моррисон. —; А я? Что будет со мной?
На это Баранова заметила:
— Запомните, Альберт, о вас тоже не забудут в случае успеха. Иностранцы не раз награждались
Орденом Ленина, среди них были и американцы. А если вы не захотите такой награды, все равно ваши исследования будут признаны, и вы получите Нобелевскую премию раньше, чем любой из нас.
— Мы не в той ситуации, когда можно считать цыплят, — ответил Моррисон. — Я воздержусь от подготовки речи на случай вручения мне Нобелевской премии.
— Как бы там ни было, — вставила Калныня, — интересно, сможем ли мы достичь нейрона?
— А почему бы и нет? — спросил Дежнев. — Мы способны двигаться и управлять нашим движением. Мы находимся в мозге за пределами капилляра. Впереди находится нейрон, сколько хочешь нейронов, миллион.
— Где впереди? — не успокаивалась Калныня. — Я не вижу никаких нейронов. Только коллагеновые фибры.
Дежнев спросил:
— Как ты думаешь, сколько здесь этой межклеточной жидкости?
— Микроскопическое количество, — сказала Калныня. — Но это в том случае, если бы мы были нормальных размеров. А сейчас мы с молекулу глюкозы, и потому до ближайшего нейрона может быть несколько километров.
— Тогда нам придется преодолеть эти километры, — произнес Дежнев. — Для этого, возможно, понадобится какое-то время. Но мы должны это сделать.
— Да, если бы могли двигаться по прямой, а мы сейчас в самой середине этих коллагеновых джунглей. Нам придется петлять по этим тканям туда-сюда. Возможно, мы пройдем пятьсот километров — в соответствии с нашими теперешними размерами, и в конце концов окажемся там, откуда пришли. Нам предстоит блуждание по лабиринту, и выбраться из него к нейрону мы можем по чистой случайности.
— У Юрия есть карта, — отозвался Дежнев, но в его голосе чувствовалось замешательство. — Его церебро... как ее там...
Конев, нахмурясь, покачал головой:
— Мой цереброграф показывает циркуляторную сеть мозга, а также структуру клетки. Но он не может указать наше местоположение в межклеточной жидкости. Нам самим ничего не известно о такого рода вещах, и требовать от машины больше, чем мы смогли заложить в нее, невозможно.
Моррисон посмотрел сквозь стенку корабля. Повсюду были видны лишь коллагеновые фибры, которые сплетались друг с другом и мешали движению. Куда ни глянь, никакого просвета, ничего кроме фибр. Никаких нервных клеток! Никаких нейронов!
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
КЛЕТКА
«Стена с надписью “Добро пожаловать, странник ", никогда не была построена».
Дежнев Старший.55.
Баранова волновалась. Ее ноздри то и дело расширялись, брови были собраны у переносицы, но голос оставался по-прежнему спокойным.
— Аркадий, — обратилась она к Дежневу, — постарайся сделать так, чтобы корабль двигался как можно прямее, и как можно меньше сворачивай в стороны. Если этого не избежать, попробуй компенсировать поворот влево поворотом вправо. А так как мы находимся еще в трехмерном пространстве, соответственно вверх-вниз.
— Это создаст путаницу, — отреагировал Дежнев.
— Конечно, небольшая путаница может быть. Возможно, мы не сможем двигаться как по линейке, но зато мы избежим движения по кругу, а также по спирали. И рано или поздно доберемся до клетки.
— Может быть, — проговорил Дежнев, — если бы мы немного увеличились в размерах, то...
— Нет, — категорично отрезала Баранова.
— Подожди, Наташа. Не торопись. Если бы мы увеличились слегка, нам бы пришлось пройти меньшее расстояние. Мы станем больше, а расстояние между кровяным сосудом и нейроном тут же уменьшится. — Он выразительно взмахнул руками. — Понимаешь?
— Я-то понимаю. Но чем больше мы станем, тем труднее нам будет пробираться между тканями. Ведь нейроны мозга хорошо защищены. Мозг — единственный человеческий орган, который полностью находится в кости. А сами нейроны — эти самые неправильные частицы организма — прекрасно себя чувствуют в межклеточном веществе. Посмотри сам. Только будучи размером с молекулу глюкозы, мы можем свободно проходить сквозь окружающие коллагены, не причиняя при этом никакого вреда мозгу.
В этот момент Конев как-то странно повернулся в своем кресле в сторону Барановой. Его глаза будто случайно встретились с глазами Калныни: