Олег Языков - Учебный отпуск. Часть 1. Гром над Балтикой.
Сашка на полном серьёзе прижался к капоту истребителя и шептал ему что-то ласковое… А потом поцеловал свой "Як".
— Бронеспинку заменить, а это отправим Яковлеву. — Распорядился инженер. — Это надо ставить в серию… Обязательно надо!
Ну, это так – лирика…
А если серьезно – то практически все летчики записали себе по одному-двум сбитым. Не везло только Сереге Парикянцу. Его ведущий – Юрка Лесных, стрелял так, что "правки" не требовалось. Подранков он не оставлял.
* * *Итак – прошло пять дней, и наши "уловы" снизились. Мы впустую жгли бензин, барражируя над "железкой", Кобоной и Ладожским озером. Немцев мы не видели. Точнее – видели в отдалении… Но, заметив наши истребители, немцы в бой не вступали, а сразу исчезали в дымке ленинградского неба. Поезда на "Дороге Победы" нахально и весело тащили за собой густые дымные шлейфы, торопясь перетащить как можно больше грузов в северную столицу. Что такое команда "Воздух!" прикрывавшие их зенитчики стали забывать…
…Я сидел за столом, обложившись листами карт и данными по самолето-пролетам фашистской авиации. Где же ты, моя Сулико? Кроксворд, однако… Промблема…
Вспомнив золотое армейское правило для начальства – не можешь или не знаешь, как сделать дело сам, — поручи подчиненному, я крикнул дежурному по штабу: "Шифровальщика ко мне"!
Не прошло и минуты, как в коридоре загрохотали сапоги, и ко мне влетел ладный молодой офицер.
— Товарищ майор! Лейтенант Малешко по вашему приказанию прибыл!
Вот такая вот фамилия была у нашего шифровальщика.
— Хорош кричать, Ипполит Матвеич, садись – говорить будем… — вот такое вот имечко было у лейтенанта Малешко. А сам он был хорошим, умным мальчиком из профессорской семьи, студентом мехмата, добровольцем. Хороший, в общем, парень.
— Смотри, Ипполит Матвеич, что получается. Получается, что отбили мы немцам желание крутиться тут, в нашем районе ответственности. Этак мы только бензин зря жжём и пайки переводим. Какой вылет уже без боестолкновений. Вот, забирай всю эту макулатуру. Иди к себе и гадай – где нам немца ущучить. Считай, что это своего рода шифр, код, в котором спрятан алгоритм полетов немцев над фронтом. Вот тебе данные по самолето-пролетам за последнюю декаду, вот данные по объектам бомбовых ударов немцев, вот данные о наших сбитых… Думай, лейтенант, вырабатывай предложения! Все понятно? А раз так – иди, работай!
Фу-у-х! Свалил дело на юношеские плечи – и рад! Да и то сказать – не замордовался лейтенант на службе. Одна шифрограмма вечером с суточной сводкой в ГУ ВВС – и все. Гуляй, Ипполит, не хочу!
Я позвонил на стоянку: "Готовьте мой ероплан… да и ведомого тоже…"
Слетаем, разомнемся.
* * *Мы с Базилем слетали к звену Кузи, который тащил службу над Ладогой, потом прошвырнулись до Кира над Шлиссельбургом. Все тихо, все спокойно. С этим надо что-то делать.
— Кир, как с топливом?
— Мало, дежурство заканчиваю.
— Ладно. Иди домой… Мы еще пробежимся тут немножко. "Десятка", за мной!
Мой бортовой номер был "единичка", а Базиль замыкал номера эскадрильи.
Пробежались, но никого не нашли. В воздухе ничего не случилось. А вот на земле…
Когда мы заруливали на стоянку, я обратил внимание на излишне многочисленную группу встречающих. И летчики, свободные от полетов, и технари, радостно скалясь, бежали к нашим самолетам. Что за цирк?
Не успел я спрыгнуть с крыла на землю, как меня поймали еще в воздухе, чуть не грохнули на чахлую траву, и начали качать.
— Качай его, ребята! — вокруг раздавался радостный гомон.
— Вы что, черти? Уроните! Отпустите сейчас же!
— Качай его, братва! Качай!
— Отставить! — не на шутку разъярился я. — Поставить!
Меня бережно водрузили на снарядные ящики, как на пьедестал. Через толпу ко мне пробился замполит с газетой в руках.
— Командир, поздравляем! Со второй Золотой Звездой тебя, Виктор! Ура дважды Герою Советского Союза майору Туровцеву! У-р-ра!
— Ура-а-а! — радостно заревела толпа. Привлеченные криком и суматохой, к нам со всех сторон бежали летчики и техники полка. Крику и шуму стало больше.
Не скрою – сердце радостно защемило… Приятно, черт возьми! Дважды Герой! Теперь ведь бюст положен… Эх-х, на Мать бы его притащить, да в храм Крылатого Тура… Хельга бы посмотрела, ребята.
Хлопая меня по плечам, народ снял меня с ящиков и потащил в столовку.
— Эй-эй-эй! Рано еще! День в полном разгаре! Только компот! Компот – и все! Все остальное – вечером, ясно?
* * *Вечером командир приютившего нас полка расщедрился и обещал выкатить аж по двести грамм на нос, чтобы отметить это событие. Как он намеревался списывать лишнюю водку, я не знал, да и не мое это дело.
Ко мне подошел Кирилл Извольский.
— Виктор… тут такое дело…
— Ладно, Кир, не виляй! Можно им сегодня, можно. Я же сказал, что они будут лишены "боевых" ста грамм, а тут – "праздничные" получаются.
— Правильно, Виктор! А то мужики уж извелись все!
Я только хмыкнул, и ничего больше не сказал. Не успел. К зданию штаба полка подкатила большая легковая машина в сопровождении броневика охраны. Из машины полезли генералы с большими звездами и кучей орденов.
Шариком выкатившийся из штаба комполка заорал: "Сми-и-рно! Товарищ генерал-лейтенант авиации! Полк проводит плановые…."
— Вольно, вольно, майор! Мы не с проверкой приехали, а на праздник! — засмеялся генерал-лейтенант. Это был командующий 13-й ВА Степан Дмитриевич Рыбальченко. С ним приехал и Член Военного Совета ВА полковник Сулимов.
— Ну, и где тут у вас именинник? — Рыбальченко оглянулся.
— Здравия желаю, товарищ генерал-лейтенант авиации! — Я сделал шаг вперед, одновременно бросая руку к фуражке. — Здесь именинник, куда же ему деваться… Прошу отужинать вместе с летчиками, чем хозяин потчевать будет!
— Поздравляю вас, майор! Не так уж и много у нас на фронте дважды Героев! Поздравляю! Ну, ведите!
Ко мне подошел полковник Сулимов.
— Примите и мои поздравления, Виктор Михайлович! — он крепко потряс мне руку. — Кстати! Звонили из Главпура[12] – просили передать вам просьбу, чтобы вы съездили в Ленинград, провели несколько выступлений в трудовых коллективах, в боевых частях. Это будет просто здорово! Мы уже, честно говоря, расписали ваши выступления на Ленрадио, на Кировском заводе, у моряков и пехотинцев.
— Да! Чуть не забыл! — он хлопнул себя по лбу. — Будете в Ленинграде – обязательно зайдите к скульптору, профессору Ладожинскому. Ему поручено изваять вас, так сказать, в бронзе!
