Клиффорд Саймак - Миры Клиффорда Саймака. Книга 7
Он споткнулся, упал… и проснулся, все еще задыхаясь от сумасшедшего бега, в той самой позе, в какой упал.
В лесу презрительно кричала сова. Где-то в темноте хихикал про себя попугай аббата. Над головой качались деревья, и сквозь листву время от времени становился виден яркий, холодный блеск звезд. В лесу было темно и страшно.
Он приподнялся на локте. Рядом на земле виднелся какой-то сгусток темноты. Наверное, Шишковатый, подумал он. Не может быть, чтобы это был аббат, попугай наверняка где-то рядом с ним, а его хихиканье доносится совсем с другой стороны.
Харкорт сбросил одеяло и встал. Послышались чьи-то шаги, он обернулся и схватился за меч.
Послышался голос аббата:
— Что случилось, Чарлз? Попугай что-то проворчал.
— Ничего особенного, — сказал Харкорт. — Мне приснился сон.
— Плохой сон?
— Тревожный сон. Я видел Элоизу.
Аббат придвинулся ближе — бесформенный силуэт в темноте.
— Чарлз, не стоит питать слишком большие надежды. То, что рассказал твой дядя…
— Я знаю. С самого начала знал. Об этих местах много чего рассказывают. Но у меня все-таки появилась надежда.
— Ты должен быть готов испытать разочарование.
— Знаю, Гай. Но я изо всех сил цепляюсь за эту надежду. И все же…
— И все же? Что значит — и все же?
— Во сне Элоиза хотела меня затоптать. Не она одна, и другие тоже, кто был с ней, но она была впереди всех. Они скакали прямо на меня, а я убегал.
— Слишком тяжелым грузом лежит Элоиза на твоей совести, Чарлз. Ты слишком часто о ней думаешь. Ты винишь себя за то, в чем нет ничьей вины. Ты стараешься чаще о ней вспоминать, как будто это какое-то искупление. Может быть, вспоминая ее, ты просто стараешься сохранить надежду.
— Там, в болоте, я слышал множество голосов. И они говорили об Элоизе.
— Я тоже их слышал, — сказал аббат. — Ни о какой Элоизе они не говорили.
— С тобой они и не стали бы о ней говорить.
— И с тобой не говорили. Тебе показалось, что ты слышал ее имя, потому что его подсказали тебе воображение и чувство вины. Чувство, которого ты не должен испытывать, потому что здесь нет никакой твоей вины. Чарлз, долго еще ты будешь себя мучить?
— Я не считаю, что это мучение.
— Ну, конечно, ты считаешь, что это вечное преклонение перед женщиной, черты которой не сохранились в твоей памяти. Ты живешь, как монах, неся покаяние за то, что не требует покаяния. Попытайся сбросить с себя эту ношу.
— Гай, ты безжалостен. Ты не…
— Мое призвание, — сказал аббат, — временами не допускает жалости.
— Может быть, мы с тобой сделали ошибку? — спросил Харкорт. — Может быть, мы зря дали своим чувствам увлечь нас в это отчаянное предприятие? Я — ради Элоизы, ты — ради своего заколдованного святого?
— Может быть, — ответил аббат. — Очень может быть. Но это не умаляет нашу цель. Все равно мы оказались здесь не зря.
— Ты не задумывался о том, чем все это может кончиться? Ты можешь это предвидеть?
— Я не провидец, — сказал аббат. — Все, что у меня есть, — это непоколебимая вера. Мы не должны спрашивать, почему оказались здесь. Здесь, в ночной тьме, в страхе перед Нечистью, может быть, в окружении Нечисти, наши мысли мрачны и безотрадны. Глухой ночью нельзя давать волю своим мыслям: они всегда будут мрачными, а надежды призрачными.
— Может быть, ты прав, — сказал Харкорт. — Давай-ка я посторожу вместо тебя. Мне больше не хочется спать. Я боюсь, что снова увижу тот сон.
— Буду тебе очень признателен, — сказал аббат. — Я еле держусь на ногах. У меня слишком тяжелая туша.
— Оуррк! — произнес попугай.
— Вокруг все спокойно, — сказал аббат. — То и дело кричит эта глупая сова, и где-то на севере бродит много волков. Я всю ночь слышал, как они воют, будто собираются в огромную стаю. Но они далеко, нам нечего беспокоиться.
— Тогда лезь под одеяло, — сказал Харкорт. — Возьми и мое тоже, тебе будет теплее.
Аббат завернулся в одеяло, а Харкорт еще долго стоял неподвижно, прислушиваясь к непрерывным стонам совы. С севера до него время от времени доносился волчий вой. Он подумал, что в это время года волки обычно не воют. Они воют глубокой осенью и ранней зимой, а весной или летом это бывает очень редко. Наверное, там случилось что-то такое, из-за чего они забеспокоились.
Его глаза привыкли к темноте, и он уже мог различить на земле все три спящие фигуры. Аббат причмокнул во сне и захрапел. Попугай что-то проворчал в ответ. Сова наконец умолкла. Сквозь листву понемногу начинал пробиваться свет. Харкорт принялся ходить взад и вперед, чтобы согреться.
Когда еще немного рассвело, он разбудил своих товарищей.
— Еще темно, — недовольно сказал аббат. — Утро еще не наступило.
— Света хватит, чтобы разглядеть дорогу, — сказал Харкорт. — Мы отправимся сразу, без завтрака, и будем идти час или два. Потом, когда встанет солнце, можно будет сделать привал и поесть. Может быть, рискнем развести огонь и что-нибудь приготовить.
Он вопросительно взглянул на Иоланду. Та кивнула:
— Я думаю, это можно. Хотя бы ненадолго. Нам нужно поесть чего-нибудь горячего. Может быть, сварим овсянку.
— И поджарим сала, — с надеждой добавил аббат.
— И поджарим сала, — улыбнулась она. Аббат повеселел.
— Это другое дело, — сказал он. — Всухомятку есть вредно.
Глава 18
Они шли весь день и все следующее утро. Идти было легко. Местность была большей частью открытая, лишь кое-где попадались небольшие рощи. Много раз они видели заброшенные хозяйства, заросшие бурьяном и сорняками поля, развалины домов. Когда-то эти места изобиловали зажиточными фермами.
Холмов на пути больше не было — повсюду вокруг лежали сырые низины. Путники то и дело посматривали на небо — не покажется ли там дракон или еще кто-нибудь, но никого не было видно, даже феи не появлялись.
В середине первого дня Шишковатый подстрелил из лука молодого кабана, которого они спугнули в кустах. Вечером они поджарили его на костре и устроили пир, предварительно как следует затоптав огонь. Может быть, необходимости в таких предосторожностях и не было, потому что местность была совершенно пустынна, но на этом настояла Иоланда.
— Чтобы привлечь Нечисть, хватит одной струйки дыма, — сказала она. — Не стоит рисковать.
Во время ужина Харкорт присел рядом с Иоландой и спросил:
— Что говорит тебе раковина?
Он знал, что это глупый вопрос. Раковина ничего не может говорить, у нее нет никакого дара предвидения. Но больше им не на что было полагаться, да и Иоланда в это верила. Такой вопрос мог придать ей новые силы, показав, что Харкорт принимает раковину всерьез. Сама Иоланда, похоже, относилась к ней очень серьезно — она утверждала, что там, на острове, раковина предупредила ее о приближении великанов.
