Виталий Храмов - Сегодня – позавчера
— Кузьмин! Вот вечно ты! Какой солдат? Нет сейчас солдат, а бойцы.
— А что они от этого солдатами быть перестали?
— А, с тобой спорить! Давай другую.
— «Комбат» — пойдёт.
— Ё-комбат? Не пойдёт.
— Ладно, другую. Тёзка мой пел. Ребята, «Пятно крови»!
Эту песню рота знала неплохо, поэтому хором запели, отрывисто, в такт шагам:
Тёплое место, но на улице ждут
Отпечатков наших ног.
Звёздная пыль на сапогах
Мягкое кресло, клетчатый плед,
Не дожатый вовремя окурок
Солнечный день в ослепительных снах!
Пятно крови на рукаве,
Мой порядковый номер слева в строю,
Пожелай мне удачи в бою,
Пожелай мне, не остаться в этой траве
Не остаться в этой траве,
Пожелай мне удачи,
Пожелай мне удачи!
И есть чем платить, но я не хочу
Победы любой ценой
Я не хочу никому ставить ногу на грудь
Я хотел бы остаться с тобой,
Просто остаться с тобой,
Но высокая в небе звезда зовет меня в путь.
Пятно крови на рукаве
Мой порядковый номер слева в строю…
Я не ожидал, что песни Цоя понравятся ребятам. Всё-таки, это песни «погубленного» поколения 80-х. Того поколения, что хотело взять страну в свои руки («Дальше действовать будем мы!»). И, кто знает, если бы они дорвались до рычагов, может будущее книг Стругацких стало бы реальностью. Но, их горячие сердца и головы были отравлены мнемо-вирусом «алчность». Они перебили друг друга на разборках за «виртуальные» рычаги управления, но, оказалось, не страной, а палаток и рынков. Их энергия была направлена не на созидание, а «канализирована» на достижение миражей, направлена друг на друга. Они заполнили кладбища, психлечебницы, наркодиспансеры, подвалы и подворотни. А страной остались править «мумии» маразматиков и их внуки-мажёры, обожравшиеся, полностью оторванные от реальности, живущие только в своём «элитном» мирке грёз, искренне ненавидевшие мою Родину, влюблённые в «мираж» Запада. А когда «мумии» своим ходом покинули этот мир, они сдали страну по цене вторсырья и мусора.
Для этого строя больше подошёл бы Высоцкий, но я его не знал. Не понимал и не любил. Может, потому что знал только такие песни, как «где деньги, Зин?»
И что им петь ещё? «Муси-пуси»? Я их там не понимал, а здесь тем более. Только, что нашего воронежского «Цоя», т. е. Хоя?
Пока я размышлял, строй и «Звезду по имени Солнце» спел. Опять я затянул:
Это наша работа — в руках держать автомат
Слышать крики кого-то, щупать чеку гранат,
Идти на прорыв, когда нужно,
С криком: «Ура!», впереди
Падать убитым в лужу,
Кому-то дальше идти.
Мы — ангелы смерти, а это значит,
Что в гибель не верим, а верим в удачу
Когда артиллерия сыплет «град»
Души русских солдат покидают ад.
Взрывает и калечит, но не сломит дух
И с этой тварью, при встрече,
Ты пообщаешься вслух.
Устала: «Отбой, рота!», проходят впустую года,
Но, это наша работа — здесь идёт война!
Мы — ангелы смерти, а это значит,
Что в гибель не верим, а верим в удачу
Когда артиллерия сыплет «град»
Души русских ребят покидают ад!
А кто погибнет — конечно, его не вернёшь никогда,
Но силы героя, навечно, переходят в тебя.
Душа исчезает из виду, затем обращаются две,
Ты чувствуешь боль и обиду
На этой нелепой войне!
Мы — ангелы смерти, а это значит,
Что в гибель не верим, а верим в удачу
Когда артиллерия сыплет «град»
Души русских солдат покидают ад!
Что за…? Чадящий дым лениво поднимался в закатное небо. Прибежали разведчики. Оказалось, мы вышли к шоссе, а на нём — результат бомбёжек. Горели машины, трактора, всюду тела убитых людей, лошадей, коров. Никто их не собирал, толпы унылых, уставших беженцев брели на восток, в нашу сторону даже голов не поворачивали.
Комбат сверился с картой. Приказал идти не по дороге, а вдоль, ближе к лесополосам. С каждой минутой темнело. Канонада стихала. Почапали дальше.
— Смотри внимательно, братцы, — сказал я, — Смотрите — так воюют «просвещённые» европейцы. С бабами и детьми воюют. Безнаказанно с воздуха расстреливают. Смотрите внимательно, запоминайте. И чтобы рука не дрогнула, запомните — немец не человек. Даже не зверь — в звере больше сострадания. Это бесы. Адские отродья. Внимательно смотрите. А дальше мы увидим сожжённые деревни, овраги, полные расстрелянных, будем нюхать копоть живьём сжигаемых детей.
— Да как такое возможно?
— А вот немцев поймаем — спрошу. Я не знаю, как ребёнка можно запереть в сарае и из огнемёта сжечь. А они — знают. В глаза их посмотрю. Яйца рукой откручивать буду — и в глаза буду смотреть. «С этими тварями, при встрече, я пообщаюсь вслух». Так орать заставлю, чтобы души детей с небес услышали, узнали, что отомщены.
— Неужели в них ничего человеческого нет?
— Почему нет? Есть. Страх есть. И много. И я об этом им напомню. Говорил же им их Фридрих Второй: «Никогда, никогда, никогда не воюйте с Россией!» Забыли? Мы напомним.
— А что за Фридрих такой?
— О, это был интересный персонаж. Гениальный полководец, стратег и тактик. Всю Европу поставил на колени и изнасиловал. Бил армии европейских королей как хотел, где хотел и когда хотел. А у самого армия — позорище одно. Бандиты и оборванцы со всей Пруссии. А громил хитростью вчетверо превосходящие откормленные, вышколенные полки. И нарвался на сиволапых солдат Елизаветы, дочери Петра Первого. Командовала она конечно не сама, генералы. А Фридрих генералов купил. Они и бросили армию в болотах. Старше капитана званием никого не осталось. Он так уже делал. С австрийцами. Тогда австрияки сдались полностью. Он их переодел в прусскую форму и за себя воевать заставил.
— А наши?
— А наши утром проснулись — пруссаки есть, а офицеров — нет. Вздохнули облегчённо, перекрестились, выстроились во фронт и целый день отбивали атаки пруссаков. Фридрих сам себя обхитрил — болото, во фланг и тыл не обойти, а спереди наши не даются. Три полка прусских порвали в лоскуты. Фридриху стало жаль своих солдат, приказал из пушек бить. Долбят, долбят, уже и не видно ничего — порох тогда сильно дымил. Хлеще давешнего паровоза. Думает — всё, там и живых нет. Посылает полк — обратно ошмётки. Ещё полк — опять ошмётки. Сам поехал смотреть. А наши — земляных валов наделали — окопы не вырыть — болото, валы эти оседлали, всё трупами осыпано. Смотрит Фридрих, как его пруссаки в атаку идут, радуется — с развернутыми знамёнами, под барабаны, дудки и флейты, ровными рядами. Подошли на мушкетный выстрел, с обоих сторон — залп, ещё залп. И что он видит? На место одного упавшего нашего — тут же ещё один лезет, стреляет. А потом как грянули из пушек в упор картечью, «УРА!» и в штыки. Пруссаки, как зайцы-русаки, бежать. Он наперерез. Солдаты его увидели, остановились, развернулись. Король сам пошел в атаку. Летит на коне, а навстречу — русские. Он — шпагой, шпагой. Прорубается. Вылетел к редуту. На нём — пушка. И один пушкарь. Весь чернищий, в крови с ног до головы, вместо правой руки из плеча обломок кости торчит, но прищурился, одной левой пушку на Фридриха разворачивает. Король прусский в него из пистоля выстрелил, в грудь попал, а пушкарь уже и запал к себе тянет. И тут Фридрих впервые в жизни испугался, с коня грохнулся, картечь коня — в фарш. Поднялся, смотрит — пушкарь лыбиться, на него прёт с саблей. Как он дал дёру. Ну совсем не по-королевски. И штаны обмочил. А за ним — всё его войско. Орёт в припадке: «Пусть сам чёрт воюет с такими солдатами!». Ночью наши ушли. Утром Фридрих объезжал поле битвы. Формально он победил — поле боя осталось за ним. Но, он-то знал лучше. Он нашел тело того пушкаря. Тогда он сказал свою знаменитую фразу: «Русского солдата мало убить. Его надо застрелить, зарубить, проткнуть штыком, а потом ещё и толкнуть, чтобы упал».
