Мэтью Джонсон - «Если», 2009 № 08
— Сам ты дикарь! Ты говорил, что для того, чтобы вернуться назад, достаточно подать мысленный сигнал.
— Верно.
— Ну, так чего же мы все еще тут торчим?
— Мы уже вернулись.
— Что? — мне показалось, что я ослышался. — Вернулись?
— Да. Мы с тобой сейчас находимся в той самой комнате, где началось наше путешествие. И, уверяю тебя, с тобой и со мной все в порядке.
— А… — я беспомощно взмахнул руками. — Нет, постой… — До меня, кажется, начал доходить смысл происходящего. — Ты хочешь сказать… — я указал пальцем сначала на себя, затем на Витьку и, наконец, вверх, на накрывавший нас пластиковый колпак.
— Точно, — верно истолковал смысл моих сбивчивых фраз и жестов Витька. — Мы там, наверху, и с нами все в полном порядке. Здесь остались только наши нанореплики. Призраки — или, если хочешь, слепки наших с тобой «Я». В принципе, такого не должно было случиться…
— Я хочу назад!
— Извини, дружище, но ничего не получится.
— Почему?
— Потому что ты уже там.
— Я не там, а здесь!
— Это тебе только кажется…
— Ах, кажется!
Я все же не сдержался и двинул Витьку кулаком в челюсть. Не сильно, только для профилактики. Чтобы он обрел наконец чувство реальности.
— Это тебе тоже показалось?
— Конечно, — ответил Витька, потирая ушибленное место. — Ты мыслишь стереотипами. Попробуй отвлечься от того, что кажется тебе естественным, и взглянуть на ситуацию объективно. Ты принимаешь отражение за действительность. Там, — Суборов взмахнул рукой, — единственная реальность! А здесь — созданная мною иллюзия. Мы с тобой нереальны. Так же, как и все они. Посмотри на них. Посмотри внимательно…
Я так и не узнал, какой именно довод хотел привести Виктор.
Среди столпившихся на ступенях инкской пирамиды двойников возникло непонятное волнение. Затем кто-то из них не то протяжно завыл, не то затянул песню без слов. Его завывание подхватили другие. Лица всех обратились к небу — к тому пластиковому колпаку, под которым все мы находились! По однородному матовому фону скользнула неясная тень. Надрывный вой оборвался, и руки аборигенов взметнулись вверх.
— Что с ними, Витька?..
Суборов будто и не услышал моего вопроса. Он, как и все его двойники, глядел вверх. Вот только руки его безвольно висели, как плети.
— Что происходит? — я рванул за плечо ближайшего аборигена.
— ОН… — благоговейно прошептал Витька в красных трусах.
По ровной поверхности колпака у нас над головами пробежала неясная рябь. Затем будто марево разошлось в стороны. И с высоты — с небес! — на нас воззрился гигантский, безобразно-огромный глаз. С голубоватой радужкой, черным провалом зрачка и красными прожилками на склере…
Меня вдруг замутило, как при виде какого-нибудь скользкого, отвратительного существа…
Я упал на ступени, уткнулся носом в теплый, шершавый камень и обхватил голову руками. Согласно убеждениям институтского военрука именно так следовало поступать в случае ядерного взрыва. Мне не было страшно. Наверное, потому что я все-таки не мог понять, что происходит. Но мне отчего-то было очень грустно, одиноко и обидно. Я чувствовал себя, как пятилетний мальчик, потерявшийся в метро. Я ужасно хотел домой. К жене и сорочкам. Пусть дни мои были однообразны, но отнюдь не скучны. Потому что скука — это не что-то привнесенное извне, а состояние души…
— Эй! — Витька потряс меня за плечо.
Он решил оторвать меня от грустных размышлений именно в тот момент, когда я уже начал было получать от них удовольствие.
Я поднял голову.
— Ты хочешь сказать, что нашел выход?
— Выход? — удивленно наморщил нос Витька. — Ты говоришь о выходе из этой локации?
— Меня интересует не столько откуда, сколько — куда. Я хочу домой!
— Боюсь, это невозможно, — покачал головой Виктор.
— В таком случае, у меня есть огромное желание набить тебе морду!
— За что? — искренне удивился Витька. — Только за то, что свое глубоко субъективное восприятие действительности ты пытаешься выдать за единственно возможный вариант реальности?
— И за это тоже, — подумав, согласился я.
— Это просто смешно! Уверяю тебя, дружище, мы с тобой сейчас находимся у меня дома, едим остывшую пиццу и обсуждаем то, что с нами случилось. Ты видел глаз в небе? Это был твой глаз!
— Почему ты так думаешь?
— Потому что у меня глаза карие, а у тебя — голубые. Я даже могу сказать, что там, наверху, происходит. Ты не поверил тому, что застрявшие в локации нанореплики невозможно рассмотреть через наноскоп, и решил самостоятельно в этом убедиться.
— Я понял, что можно сделать! — В запале я вскочил на ноги. — Мы должны подать сигнал!
— Кому?
— Нам!
— Ты сам-то понял, что сказал? Где мы? Здесь — или там?
— И здесь, и там одновременно, — не задумываясь, ответил я.
— Ага, — многозначительно кивнул Витька. — Еще немного, и ты в своей многомерности приблизишься к Господу Богу, который един в трех ипостасях. У тебя их пока только две.
— Зато у тебя более чем достаточно!
Я попытался на глаз прикинуть число Витькиных нанореплик. Оказалось, что подавляющее большинство тех, кто наблюдал явление глаза в небесах, куда-то исчезло. Но все равно на ступенях древней пирамиды осталось не менее полусотни угрюмых человеческих фигур в красных трусах и голубых майках. Одни из них сидели, подперев головы кулаками. Другие бесцельно мерили шагами опоясывающие пирамиду каменные пандусы. И те, и другие явно не тяготились бездельем. Совершенно бессмысленное времяпрепровождение, за которым мы их наблюдали, судя по всему, являлось для аборигенов обычным и вполне их устраивало. Скорее всего, они просто не ожидали от жизни ничего лучшего. Если, конечно, столь беспросветное существование, которое целиком и полностью сводилось к ожиданию очередного явления глаза в небесах, можно назвать жизнью.
— Понять не могу, почему их так много? — задумчиво почесал щеку Витька.
— И почему они ничего не делают?
— А что они должны делать?
— Если каждый из этих дохлых спортсменов в красных трусах — это есть ты, значит они должны понимать, что происходит?
— Не хуже меня, полагаю.
— Так почему же они ничего не пытаются предпринять?
— А что, по-твоему, они должны предпринимать?
— Нужно попытаться подать какой-то знак!
— Два вопроса. Первый: как?
— Можно разжечь огонь на вершине пирамиды.
— Я тебе уже говорил: огонь в наномире еще не создан.
— Ну, тогда… А что если пустить солнечный зайчик в глаз, когда он станет на нас пялиться?