Кеннет Балмер - Солнца Скорпиона
Дальше за равнинами Турисмонда становилось все холоднее и холоднее, пока вы не приходили в земли, скрытые льдами и туманами. Так, по крайней мере, утверждали магдагцы. Они никогда не стремились соваться туда. Они вообще редко выбирались на равнины дальше, чем на несколько дуабуров. Это был народ, ориентированный по существу на внутреннее море, и Оком Мира идеально его назвали с их точки зрения очень удачно.
Я провел подготовку к экспедиции. Для сопровождения меня отыскали Вомануса, которого, как мне думалось, в том или ином дворце города ждала постоянная подружка. Я сумел избежать обращений с просьбами к Гликасу и его сестре. С нами отправилось несколько телохранителей-чуликов и группа рабов для перевозки груза. Оседлав сектриксов, мы тронулись в путь. Я очень быстро отстал от участников этого сафари. А Воманусу велел держаться так, словно я должен присоединиться к ним уже на равнине. Тем временем, бросив сектрикса, одежду и снаряжение, я облачился в серую набедренную повязку, которую украл у дворцового раба, и прокрался ночью в трущобы возле стройки.
Я вовсе не вернулся домой, но меня охватило тошнотворное чувство, что все здесь знакомо, точно дома. В ту минуту я едва не отказался от своей глупой затеи. Но пошел дальше. Все это, напомнил я себе — неотъемлемая часть того, что я должен совершить, повинуясь желанию Звездных Владык.
Ощутив вокруг знакомые запахи «нахаловки», и снова увидев причудливое нагромождение полуразрушенных стен, покосившихся башен, покрытых мешками плоских крыш, где при ночной жаре спали рабочие, темные пасти переулков, где струящийся лунный свет косо падал на пыль и камни мостовой, я снова едва устоял перед желанием взять ноги в руки и побежать без оглядки. Даже тогда, я не мог сказать наверняка в какую именно сторону меня понесут ноги.
Старая знакомая хибара ничуть не изменилась с тех пор.
У стены распростерся и шумно храпел разжившийся где-то бутылкой допы рабочий. Повсюду вокруг слышались беспокойные звуки, издаваемые тысячами спящих людей, набившихся в хибары на узких улочках, теснившихся в развалинах зданий. Я толкнул знакомую дверь. Генал уселся на груде мешков, служивших ему постелью, и заморгал, как сыч.
— Кто… — он прищурился, глядя на прямоугольник розового лунного света. — Нет… Писец?! Писец!
Я быстро вошел и схватил его за руку.
— Лахал, Генал. Ты здоров?
Он поглядел на меня, сглотнул и закрыл рот.
— Лахал, Писец, — он вдруг вскочил и бросился в другой угол лачуги, по утрамбованному земляному полу с его ковриком в виде куска мешковины, и опрокинул по пути глиняный горшок. Склонившись над другим тюфяком которого я сперва и не заметил, он принялся трясти спящего.
— Пугнарсес… проснись, проснись! Это Писец, вернулся из зеленого сияния Генодраса!
Я похолодел от его слов.
Пугнарсес проснулся в дурном настроении, и первым делом помянул Гракки-Гродно, небесное божество тягловых животных. Потом тупо посмотрел на меня и поднялся с тюфяка. Его лохматые волосы и брови, злобный взгляд вызывали у меня неприятные чувства, и, чтобы скрыть их, я приветствовал его, протянув руку:
— Лахал, Пугнарсес.
— Лахал, Писец.
Я чувствовал себя не в своей тарелке. Эти двое смотрели на меня как на выходца с того света. В некотором смысле, конечно, так оно и было.
Но вот они оба вели себя естественно, оба ругались и взывали к Гродно, божеству зеленого солнца Генодрас.
Интересно, подумал я, ощущая головокружение от беспомощности, что бы подумали об этой ситуации пур Зенкирен или пур Зазз?
Я взял себя в руки.
— Я не могу здесь долго оставаться, — сказал я. — И не могу высовываться за пределы «нахаловки».
— Ты можешь оставаться здесь, сколько пожелаешь, Писец, — сразу же горячо заверил меня Генал. — Здесь ты в безопасности.
Он нагнулся и поднял с пола серую тунику. Я увидел на ней черно-зеленые знаки надсмотрщика над рабочими, имеющего право носить балассовую палку.
— Я теперь держу баласс, как и Пугнарсес Мы можем тебе помочь, Писец, — он пристально глянул на меня, рассматривая мои плечи и бицепсы. Побывал на галерах?
— Да, Генал, побывал.
— И ты сбежал! — присвистнул Пугнарсес.
Как я подозревал, его изрядно злило, что Генал возвысился до баласса, в то время как он, Пугнарсес, по-прежнему оставался надсмотрщиком над рабочими и так и не получил того повышения, к которому так стремился, белой набедренной повязки и кнута надсмотрщика над надсмотрщиками.
— А как Фоллон-фрисл? — поинтересовался я. Пусть эти двое пока верят в то, во что хотят.
Пугнарсес издал звук нескрываемого отвращения, а Генал скорчил гримасу и сделал непристойный жест. Я уже поотвык от манер рабов. Это было полезное напоминание. Мне лучше будет не забывать…
— Он тоже получил баласс. Донес о побеге — когда ты исчез, — и его наградили.
— Я рад, Генал, что у тебя хватило ума не ввязываться в это дело.
— Но мы восстанем, обязательно…
— …Да, — согласился я.
Они одновременно посмотрели на меня.
— А… Холли?
Мои слова вызвали забавную реакцию. Они быстро переглянулись, потом отвели глаза, и лица у них тут же сделались непроницаемыми.
— Она здорова, Писец, — сказал Генал.
— И красивее всех размалеванных баб из дворцов Магдага, — довольно горячо добавил Пугнарсес.
Так вот, значит, как обстояло дело.
Я пришел в «нахаловку» невольников и рабочих вовсе не с целью повидаться с Холли, хотя и надеялся вскоре её увидеть. Мне требовалось снова стать одним из этих людей. Они уже поверили, будто я сбежал с галер и обращаюсь к ним за помощью. Что же, неплохо для начала.
— Возможно, мне придется попросить, чтобы вы меня прятали, — сказал я. — Время от времени. Потому как у меня большие планы.
Я оборвал фразу. В параллелограмм лунного света вторглась тонкая тень. Приближалось утро, но этот свет ещё не начал становиться из розового серебристым. Сейчас эта тонкая фигурка заколебалась в дверях окруженная розовым нимбом.
Тихий голос выдохнул единственное слово.
— Писец!
Холли была по-прежнему невероятно прекрасна. Теперь её красота стала более зрелой. Но я знал, что невинность и наивность её черт обманчивы, и хрупкий облик скрывает железную решимость. Рядом с ней принцесса Сушинг выглядела непомерно разросшимся поблекшим осенним цветком.
— Лахал, Холли, — начал было я.
Но она кинулась мне на шею. Ее стройное гибкое тело откровенно прижалось к моему. Горячие, влажные губы с потрясающим пылом страсти прильнули к моему рту. И когда она так порывисто целовала меня, я видел через её плечо ошарашенные физиономии уставившихся на меня Генала и Пугнарсеса.
