Владимир Кузьменко - Древо жизни (Книга 2)
- Все это мне кажется убедительным, - согласился Лацис. - Но почему же тогда общество отвергло вашу программу? Проведен всенародный референдум, и ваша партия запрещена.
- Ответь мне, пожалуйста, был ли когда-нибудь случай в истории человечества, когда новое поначалу не отвергалось, а носители этого нового не подвергались преследованию? Разве не сгорел на костре Бруно, разве не бросали в тюрьмы и на каторги первых социалистов-революционеров? Увы, это закономерность. Общество консервативно по своей природе. Носители новой информации, как правило, вначале бывают не поняты, так как они стоят выше общества. Должно пройти время, и оно созреет для восприятия новых идей. И в области социального развития, и в области научного предвидения. Разве не посчитали выжившим из ума основателя неэвклидовой геометрии Лобачевского? Разве не преследовали Галилея? Роберта Майера, открывшего закон термодинамики, посадили в сумасшедший дом, и так далее, и тому подобное. Чему ты удивляешься? Должно пройти время и старое, консервативно настроенное поколение должно сменить новое, лишенное этого консерватизма, но, в свою очередь, не застрахованное от приобретения своего собственного.
Прибыв на место новой работы, Лацис сразу же понял, что продукция, выпускаемая подземным заводом, представляет не что иное, как бластеры оружие, которое разрешается иметь только экипажам космических кораблей.
- Что ты хочешь в конце концов? - раздраженно спросил Бэксон, когда Лацис с волнением в голосе стал говорить ему об этом. - Революция должна себя защищать. А мы делаем революцию. Может быть, самую великую революцию в истории человечества! Вспомни Великую Октябрьскую социалистическую революцию, которая произошла в начале XX столетия на твоей родине и во многом опередила пути развития человечества на двести лет вперед. Разве партия не создавала тогда вооруженные рабочие отряды, именуемые Красной Гвардией? Идеи революции могут быть различные. Все зависит от уровня развития общества. Но техника, методика делания революции всегда остается в принципе одной. Наполеон говорил, что все решают большие батальоны. В революции они тоже играют решающую роль. Делать революцию, не позаботившись о ее вооружении, - чистой воды дилетантство.
И еще один резкий разговор произошел у Лациса с Бэксоном, когда Лацис более подробно познакомился с нравами, царящими в поселке.
- Ты прекрасный инженер, Питер, - с уже нескрываемым раздражением сказал ему Бэксон, когда Лацис выложил все, что он думает по этому поводу, - но, честное слово, если бы ты знал, как ты мне надоел со своим интеллигентским нытьем.
- Если я тебе надоел, то зачем ты таскаешь меня по всему свету и затащил под конец в эту забытую Богом дыру? Давай разойдемся!
- Подожди, не кипятись, черт возьми. Представь себе такую ситуацию: генерал планирует большое сражение. Что он при этом должен учитывать?
- Ну, силы противника.
- Правильно, а еще?
- Свои силы.
- Тоже правильно, но кроме всего, он должен учитывать и до некоторой степени планировать собственные потери в живой силе и технике. Он знает, что потери неизбежны. Какой же это будет генерал, который откажется от сражения только потому, что противник тоже стрелять умеет и нанесет ему потери? Не так ли?
- Не вижу аналогии между потерями в сражении и борделями в поселке.
- Напрасно! Аналогия есть. Мы тоже, спасая биологическую сущность человечества, несем потери и планируем их. В чем? В социальности человека. Помнишь наш спор во Флориде? Да, мы жертвуем определенной частью социальности сознательно, потому что иначе нельзя. Я тебе уже доказывал это. Теоретически ты со мною согласился. Как всякий интеллигент, ты легко соглашаешься с теорией, но пасуешь, когда дело доходит до практики. Мы делаем революцию с людьми. Реальными людьми, а не с выдуманными идеалами. У нас боевые отряды здоровых, тщательно отобранных мужиков. Ты что думаешь, они будут годами сидеть здесь, в глуши, и заниматься, извини меня за слово, мастурбацией? Да через два-три месяца они бы все послали нас к этой самой матери и разбежались кто куда. Стой, Питер, на земле и не пари, пожалуйста, в облаках.
- Но их сюда доставили насильно!
- Правильно! А ты можешь набрать сюда сотню хороших девочек добровольно? Нет? Вот то-то и оно. Или, может быть, прикажешь привезти сюда старых потасканных курв, набранных в портовых борделях? Они бы поехали! Это точно! Но на хрена они тут нужны, и вряд ли это понравилось бы нашим мальчикам. Послушай меня! Брось сушить себе голову, будь, как все. Здесь уж не так плохо.
- Ну а эти рабочие? Зачем вы им сделали мозговые операции?
- Это подонки общества, которых мы набрали на самом дне. Преступники и потенциальные убийцы. Каждый из них кончил бы жизнь в тюрьме, совершив перед этим преступление. Мы спасли фактически общество от них, а их самих от самих себя, лишив их потенции к преступлениям. В конце концов они сыты, и ты сам убедился, вполне довольны своей судьбой. А вообще, я тебя понимаю. Ты должен адаптироваться к новым условиям. Твоя ностальгия, поверь мне, скоро пройдет.
- А громадный цех по производству героина - это тоже оружие революции?
- А как же? Именно так! Когда-то очень крупный китайский деятель по имени Мао Дзэдун сказал, что опиум - это прекрасное и мощное оружие в руках революции. Кажется, так. За дословность не ручаюсь. Так вот, именно это оружие мы и производим. А собственно что? Какова задача в производстве любого оружия? Нанести ущерб противнику. Наркотики подрывают силы противника. Кто применяет наркотики? Недочеловеки! Те, которые и так обречены на вымирание. Мы только ускоряем этот процесс, чтобы быстрее высвободить на земле место для новых здоровых людей. Пусть тебя ничто не пугает. Пойми меня, новое, пока оно не родилось, может иметь непривлекательный вид. Эмбрион человека тоже уродлив, а ведь из этого эмбриона вырастает человек, и глядя на умопомрачительную красавицу, ты ведь не думаешь о том, как она выглядела в утробе матери. Так и наше движение - сейчас оно переживает эмбриональное развитие. Ты помнишь сказку Андерсена "Гадкий утенок"? Так вот, то, что тебе сейчас кажется гадким утенком, со временем станет белоснежным лебедем!
Они стояли возле причала. Был конец дня. Солнце уже повисло над горизонтом огромным огненным шаром. Темнота наступила быстро. Из сельвы донеслись голоса ревунов. Пронзительный хохот этих обезьян сливался с другими звуками ночной сельвы в единую какофонию, к которой европейцу всегда трудно привыкнуть. Лацис - житель севера, привыкший к мягким краскам своего края, тосковал по родным пейзажам, по белесо-голубому небу своей родины, по ее предрассветным туманам и долгим, медленно наступающим сумеркам.
