Млечный Путь, 21 век, No 2(51), 2025 - Моисеев Владимир

Женщина только выехала на перекрёсток, как ударилась носом своей серой машины в блестящую чёрную. Разгневанный водитель, мужчина лет сорока, выскочил из побитого автомобиля и бросился к женщине, размахивая руками и что-то крича. Чёрный кот не стал слушать гневный монолог мужчины. В этой ситуации все слова пострадавших водителей примерно одинаковые.

И кот побежал дальше в поисках третьей жертвы. Искал он долго и нужную ему нашёл лишь под вечер. Ею оказался щербатый мальчишка с непричёсанными спутанными волосами. Мать отобрала у него телефон и отправила играть на улицу. Но тот так усердно поиграл, что разбил снежком окно пенсионера. Убежать не успел: проходивший мимо милиционер подхватил хулигана под руку и повёл к его матери на расправу.

- Вот! Можем же, когда хотим! - сказал на следующий день Председатель, указывая лапой на скромно потупившего взгляд триумфатора. - Три проклятия за один день! Пусть это станет примером для всех вас!

Обласканный начальством и приобретя уважение и зависть товарищей, чёрный кот возвращался домой. Он думал о том, что вчера всё сделал правильно, но его мучало угрызение совести. Он обманул коллег. Чёрный кот тщательно выбирал жертвы. И да, он проклял их. Но был один нюанс.

Полного мужчину привезли в больницу с переломом. Ему, конечно, было очень больно. Но в больнице у него случайно обнаружили рак на ранней стадии. И мужчине в будущем удалось победить болезнь - чёрный кот отчётливо это видел.

Да, женщина разбила машину. Но когда пострадавший мужчина отвлёкся от своего четырёхколёсного железа, он вдруг увидел перед собой ту единственную, которую, как ему показалось, искал всю жизнь. Перед глазами чёрного кота на мгновение мелькнули лица их будущих детей.

Ну а мальчик... Милиционер оказался его отцом, с которым мать давно порвала отношения. Ребёнок даже не знал о его существовании. Через много лет этот уличный хулиган именно этому милиционеру первому покажет свой юридический диплом.

- Неплохая работа, - вслух похвалил сам себя чёрный кот. Ему вдруг стало как-то спокойно. Похоже, он нашёл своё призвание: помогать людям. Потому что они - слабые. Жаль, что не все люди и чёрные коты знают об этом.

Когда он пришёл домой, первым его увидела, засияв глазами, белая красавица кошка. А потом навстречу чёрному коту быстро и радостно бросились два белых котёнка. Третий, чёрненький, - копия отца - стеснительно подбежал последним.

Переводы

Мюррей Лейнстер

Боги галерки ^{5}

Белый фруктовый пароход проплыл мимо порта и повернул на юг. Он зашел в Байя-дель-Торо только для того, чтобы сбросить почту, а по пути на север пароход задерживался, чтобы принять часть груза. Звездно-полосатые флаги на его мачте ярко развевались в золотистом солнечном свете полудня. Лучи солнца делали море более синим, а пальмы более зелеными и яркими. Полдюжины небольших катеров, толпившихся вокруг белого парохода, разбрелись и направились в разные стороны вдоль городской набережной.

Сеньор Беквит сидел в большом плетеном кресле на веранде белого дома, расположившегося на склоне холма. Он посмотрел на корабль и тяжело вздохнул. Это не был тоскливый вздох, и в нем не было скрытого пафоса. Вздох был знаком удовлетворения, которое переполняло Беквита. Он сидел непринужденно, попыхивая длинной черной сигарой. У его локтя мелодично позвякивал стакан, когда он менял позу.

Его огромное тело, одетое в безупречный белый парусиновый костюм, красноречиво говорило о довольстве. Только забинтованный большой палец левой руки выдавал небольшой признак дискомфорта, и Беквит улыбнулся, почувствовав тяжесть повязки.

Это была память об инциденте, вызывавшем у него чувство полного удовлетворения. Конвей вывихнул Беквиту большой палец в их последней схватке, две недели назад, в Нью-Йорке. Теперь Конвей был мертв.

Раздался стук копыт маленького ослика, на котором мальчик-слуга спустился на пристань, чтобы получить для хозяина нью-йоркские газеты. В них должны были быть подробности смерти Конвея, и Беквит с удовольствием вздохнул при мысли о том, что прочтет их.

Маленький ослик быстро поднял на холм мальчика с его легкой ношей, смуглокожий слуга вошел к Беквиту и положил перед ним доставленные газеты со всеми их "журнальными разделами", "ротогравюрными" иллюстрациями и всеми другими мелкими особенностями, которыми гордились журналисты. Беквит даже заметил ярко раскрашенный раздел комиксов. Он небрежно отбросил ненужные листы. Газеты проделали из Нью-Йорка путь в четыре тысячи миль, чтобы Беквит мог насладиться одним-единственным сообщением на первых полосах: он прочтет о смерти Хью Конвея, мультимиллионера-филантропа, покровителя искусств и обладателя многих других достоинств, которые так любят репортеры. Конвей был убит самым открытым и дерзким образом, и убил его он, Уильям Беквит, наслаждающийся теперь свободой в белом доме над гаванью.

В газетах он прочитает о письме, приколотом к груди мультимиллионера, в котором тот же Уильям Беквит изложил свои причины для убийства и описал способ, которым он намеревался избежать наказания.

Беквит весело улыбнулся про себя, представляя возбужденное негодование, с которым редакционный комментарий укажет на лазейку, которой он воспользовался. В течение нескольких недель весь Нью-Йорк будет изливать негодование и гнев на его спокойное неповиновение закону и власти Соединенных Штатов, а он в это время здесь, в Байя-дель-Торо, будет жить открыто и счастливо, откровенно прославляя совершенное им преступление, - уважаемый и проклинаемый всеми.

Вот газеты - перед ним. Убийство Хью Конвея - хорошее пугало на первых полосах.

Беквит развернул одну из газет здоровой рукой и пробежал взглядом по заголовкам. Хью Конвей... Хью Конвей... Где он? Не на первой странице. Беквит, нахмурившись, взглянул на дату. Это была дата следующего дня после убийства, и, несомненно, новость о преступлении должна была стать сенсацией.

Беквит посмотрел на вторую страницу. И там ничего. Он пробежал взглядом третью и четвертую страницы. Нетерпеливо отбросил тонкий лист и взял второй. Дата была той же, а название газеты совпадало с названием одного из самых сенсационных журналов Нью-Йорка. Уж эта газета, по крайней мере, отлично обыграла бы убийство.

Новый авиационный рекорд... Кризис в Европе... Громкое дело о разводе... Ни слова о Хью Конвее.

Вторая страница... Беквит скомкал газету и выбросил. Он сердито откусил кончик сигары.

Он убил Конвея, задушил его двумя руками!

Беквит взял третью газету, затем четвертую. Ни слова о Конвее. Беквит гортанно зарычал, затем его осенила идея. Полиция могла скрывать преступление в течение дня или больше, надеясь поймать убийцу прежде, чем тот сбежит. Более поздняя газета расскажет об этом.

Конечно, это так и было. Беквит слегка улыбнулся, осознав, что подобное поведение полиции было вполне предсказуемым. Полиция хотела бы объявить о преступлении и одновременно - об аресте убийцы. Уэллс, комиссар полиции, любил такие трюки. Уэллс, Беквит и Конвей вместе ходили в школу, и Беквит знал комиссара как облупленного.

Неторопливым жестом он выбрал газету следующего дня и развернул ее, только чтобы убедиться в своей догадке.

Первая страница все еще была посвящена обыденным событиям, и вторая тоже. Ни одна газета даже на второй день после убийства не написала ничего о том, что было крайне важно для Беквита.

Он нетерпеливо просмотрел газеты следующего, третьего дня. И следующего, четвертого. Когда последняя из газет присоединилась к скомканной стопке у ног Беквита, он сидел с озадаченным видом.

Он был одновременно озадачен и раздражен. Его левый большой палец был забинтован, напоминая о том, что Конвей вывихнул его в борьбе за жизнь. Громоздкая повязка все еще напоминала об этом событии. Конвей был мертв. Он был мертв уже три недели, но, по крайней мере, в течение недели после его смерти ни одного упоминания о нем не появлялось ни в одной нью-йоркской газете. Почему? Конвей был хорошо известен и являлся важной фигурой в финансовом мире. Его убийство, несомненно, должно было стать новостью первостепенной важности. Но ни один абзац не был посвящен ему. Беквит задушил Конвея в его собственном автомобиле и скрылся на ожидавшей яхте.