Александр Казанцев - Иноземлянин(Альсино)
— Мебель могла не понадобиться, — ответил я и на недоуменный взгляд Болотова рассказал о ночном происшествии.
— Один мудрец всех времен сказал: «Добро истинно, когда оно содеяно не по обязанности или долгу, а по велению души».
Танела всплеснула руками:
— Это я виновата, я! Не надо было поднимать крышу.
— Если бы крыша не была поднята, дельфины не смог ли бы прийти мне на помощь, — попробовал успокоить я ее.
— Но и спрут не смог бы напасть на вас, — справедливо заметил Болотов. — Но меня взволновала еще осведомленность дельфинов о том, что с вами происходит. Может быть, они наблюдали за вами через прозрачную стенку?
— Не думаю, — отозвался я. — Они приняли мой не произвольный мысленный призыв о помощи.
— Какие есть тому доказательства? — допытывался молодой ученый. — Любые выводы убедительны, если сделаны на основе неопровержимых фактов.
У меня был убедительный факт: дальнейшее телепатическое общение с дельфинами; к утру я уже многое знал о второй мыслящей расе иномира, живущей в водной среде.
Болотов слушал меня с жадным интересом, Танела — с нескрываемым восторгом.
И я рассказал новым друзьям о дельфинах, давние предки которых, обитая на суше, вынуждены были, скорее всего из-за климатической катастрофы и затопления материка, приспособиться к жизни в водной среде, где за миллионы лет обрели лучшие условия существования, не зная земной тяжести, всплывая над дном, как взлетают птицы над сушей. Нет у них ни общества, ни власти вожаков, ни принуждения, поистине свободные и вместе с тем гуманные. Не испытывали они превратностей непогоды, им не требовалось ни жилищ, ни одежды, ни огня, ни средств транспорта, и цивилизация их развивалась не путем технологических достижений, а развитием гуманности. Потому они с симпатией относились к людям, всегда приходя им на помощь в беде и в нынешнее время, и тысячелетия назад. Правда, люди не отвечали им тем же, охотясь за ними, как и за другими китообразными, безжалостно истребляя их. От былого пребывания на суше у дельфинов осталась лишь потребность всплыть на поверхность моря, чтобы вдохнуть воздух, а также кормить молоком своих детенышей, чем они и отличаются от всех остальных обитателей морей.
— Изучение дельфинов показало, что в строении их скелета можно угадать рудименты былых ног их предков, — заметил Болотов. — Они легче поддаются дрессировке, по команде выскакивают из воды, чтобы проскочить через обруч, играют в мяч, толкают плот с дрессировщиком, а известный исследователь дельфинов американский ученый Лилли утверждал, что они способны произносить целые фразы по-английски.
— Ваш ученый заблуждался, полагая, что исследует дельфинов. Скорее, они исследовали его, они всегда идут навстречу своим «дрессировщикам», выполняя требуемые от них трюки, чтобы не огорчать людей.
— Какие милые существа! — воскликнула Танела. — Знай я об этом, пошла бы работать в дельфинарий, подружилась бы с ними.
— У вас завидное стремление водить дружбу с весьма далекими от человека существами, — пошутил Болотов.
— А что? Я и собак обожаю! Знали бы вы моего Бемса! А эти гоминоиды, как вы их называете, тоже гуманные, как и дельфины! — задорно воскликнула Танела. — Уж я-то знаю, побывала в пещере такого гоминоида. Если бы все люди были такими хорошими, как он или как те же дельфины!
Наша беседа прервалась появлением деловито озабоченного профессора Сафронова.
— Это что за «партийное собрание» в рабочее время на территории института? — без тени юмора хмуро спросил он.
— Это еще не партия! Это выяснение основ цивилизованного общества гуманных существ, не знающих грубых окриков и тупых острот, — отпарировала Танела.
Сафронов даже побледнел от негодования.
— Почему в исследовательском боксе находятся посторонние? — угрожающе спросил он.
— Я не посторонняя, мне уборку делать надо. Болотов поспешно вышел из бокса и запинаясь доложил профессору о чрезвычайном ночном происшествии.
— Что? — вскипел тот. — Допустить драку между подопытными животными? Вы что? Не дорожите интереса ми науки?
— Моя вина лишь в том, что в боксе захлопнулась дверь, а у Танелы, дежурившей вечером, ключей не было.
— И не надо. Исследуемый должен находиться в боксе.
— В клетке, — уточнила Танела.
— Я попросил бы не корректировать мою речь.
— Да уж где там ее скорректировать! — задорно отозвалась Танела.
— Как спрут? Не поврежден ли? Кто мне ответит за это?
— Да вот он, выполз спрут, почуял ваш приход. Особую симпатию, очевидно, ощущает, — заметила Танела. — Вы бы лучше не о спруте, а об Альсино спроси ли. У него ожог на плече от спрутовского щупальца.
— Его я вижу перед собой, а спрута не было видно! Кроме того, я равно забочусь обо всех испытуемых. Однако ЧП могло произойти только при поднятой крыше. Кто осмелился ее поднять?
Болотов ссутулился более обыкновенного, умоляюще глядя на Танелу. Та храбро заявила:
— Я подняла крышу. Надо было проветрить помещение. Наш Альсино задохнулся бы от оставленного запаха вашего найна.
— Какого еще найна? — все больше свирепел Сафронов.
— Которого вы поймали в Ленинградской области около былого раскольнического скита и «лешим» прозвали.
— Какого лешего вы не в свое дело лезете?
— Из чувства гуманности, уважаемый профессор. Оно не всем присуще.
— Вот что, почтенная товарищ уборщица Займовская, я объявляю вам, а также Алексею Федоровичу Болотову выговор. И не просто выговор, а со строгим предупреждением об увольнении.
— Увольнение не может быть строгим или не строгим. Строгим может быть только выговор, — смиренно заметила Танела и, словно спохватившись, добавила: — Кроме того, это неправильно! Если виновата, то только я, а уж никак не Болотов.
— О нем будет разговор особый после возвращения Николая Николаевича из-за границы. Следует ли ему продолжать работу здесь?
— Все у вас особое: и разговор, и бокс, и угроза, от которой вы получаете особое удовольствие.
— Во всяком случае от беседы с вами я особого удовольствия не получаю.
— Как и я! — весело заявила Танела, забирая свое ведро и швабру. Обернувшись, еще раз сказала: — А Алексей Федорович здесь ни при чем. Лучше поинтересуйтесь у Альсино, как дельфины вас исследуют.
— Что? — опешил Сафронов. — Меня исследуют подопытные?
— Конечно, — тряхнула головой Танела. — И дельфины, и Альсино, и даже спрут. Все любуются вами, как вы раскрываетесь перед ними.
— Ну, знаете, вы переходите все границы!
