Сергей Синякин - Злая ласка звездной руки
- Елки-моталки, - озадаченно сказал Алексей. - Да что же тут произошло, Андрей? Война была, что ли?
Кунжаков промолчал.
Он видел бледное заострившееся лицо Старикова и понимал, что тот сейчас не слышит и не видит ничего, кроме этих дымящихся развалин.
- Пошли, что ли? - сиплым голосом предложил он, - Чем больше я смотрю, тем больше меня мандраж бьет. От этой картины свихнуться можно!
Они шли по еще пышущей жаром земле, и в воздухе кружила копоть, похожая на черные снежинки. По обеим сторонам их пути на месте бывших домов и сараев тлели, источаясь в сизый пепел, обугленные черные бревна и доски, лежало скрученное жаром кровельное железо, торчали остовы, бывшие некогда мебелью, и разноцветно бросались в глаза полусгоревшие тряпки, которые еще недавно являлись чьей-то одеждой.
Кунжаков старался не смотреть по сторонам. В голове его сумасшедше пульсировала одна-единственная мысль, словно заело пластинку с какой-то дикой песней: "Вот оно как... Вотоонокак... Вот..."
- Во, блин, - бормотал идущий сзади водитель. - Это что ж здесь произошло? Неужели все-таки инопланетяне напали? Ни хрена себе! Звери какие-то!
"Звери и были" - думал Кунжаков, идя по тому, что еще совсем недавно называлось городской улицей. - Двуногие, хорошо дрессированные звери..."
Он вспомнил накачанные спины черных прапорщиков, но тут же сообразил, что какими бы крутыми эти самые спецназовцы ни были, не могли они сжечь город. Тут техника требовалась, и могучая техника! Подумав об этом, Кунжаков похолодел - а что, если Алексей прав? Могло быть так - обиделись на что-то и вернулись. В конце концов, им не самый теплый прием оказали.
- Лучше нам, мужики, вернуться, - сказал Кунжаков. - Добром это не кончится. Глянь, чего с городом сделано - пепел сплошной!
Старший лейтенант и раньше не отличался бравым видом, а сейчас, когда его сапоги были в пыли да пепле, он и вовсе выглядел годным к нестроевой. Мосластое лицо его было напряжено, кожа туго обтягивала скулы, и резко обозначились темные круги подглазников. Кунжаков расстегнул ворот рубашки, он тяжело дышал. И было от чего - старший лейтенант по службе не раз выезжал на случавшиеся в Подтелковском районе пожары и хорошо знал, что значит запах паленого мяса, витавший на месте пожарищ. Опытному человеку и объяснять не нужно, что здесь случилось. Понятно, что без жертв такие пожары не проходят.
Водитель Алексей пробормотал что-то себе под нос, и не понять было - то ли он осуждает милиционера за проявленную слабость, то ли поддерживает его слова о том, что происходящее добром не кончится.
И тут они увидели людей.
На пустыре, покрытом пожелтевшей от температуры травой, стояли несколько человек. Чуть впереди мадонной с библейской картины стояла Светлана Старикова с дочерью на руках. Поодаль стоял высокий худой мужчина с синими от татуировок руками. Рядом с ним напряженно застыл невысокий плотный мужчина средних лет.
Левее их стояли две женщины. Одна из них была молода и красива, вторая тоже выглядела симпатичной, но по грубоватому обветренному лицу и морщинкам, сеткой рассыпавшимся под глазами, сразу угадывалось, что жизнь ее не баловала и даже напротив - била плашмя и наотмашь, не обращая внимания на жалобы и мольбы.
Сумерки быстро сгущались.
Вечер зализывал раны, причиненные городу, тьма, как бинты, окутывала развалины и пожарища, и над этими судорожными движениями Земли равнодушно и холодно высветились первые звезды.
Кунжаков закашлялся. Звуки человеческого голоса прозвучали неестественно в опустившейся на город тишине.
Странное дело, на его кашель никто не обернулся. Жители бывшего города словно ожидали чего-то.
Стариков молчал.
Кунжаков его понял бы, начни Стариков звать свою жену или ребенка. За тем ведь и шел во второй раз - чтобы опять спасти и забрать. Но парень молчал, глядя на странную группу людей на пустыре, и только нервно дергалась щека и неестественно блестели глаза, отражающие свет звезд.
Старший лейтенант Кунжаков шагнул вперед. Он оказался единственным представителем власти на этом огромном пожарище, по всему выходило, что именно ему предстояло принять решение. Водитель Алексей поймал его за руку и придержал.
- Смотри, начальство катит! - хрипло сказал он. Кунжаков оглянулся.
Через пустырь двигалась большая группа людей. Вокруг суетились операторы с телекамерами на плечах. Первый - невысокий и бородатый - был Кунжакову не знаком, но по вальяжной походке и уверенным жестам сразу понималось, что человек этот наделен немалой властью и привык распоряжаться и приказывать. Идущих рядом с ним генералов старший лейтенант тоже узнал сразу начальника УВД грех было не узнать, да и армейского генерала Сергеева он в лагере видел не раз. Окружавшие их чиновники на себя внимания не обращали, разве что проявлявшейся в походке и жестах угодливостью отличались они от остальных.
Крымов остановился, с изумлением глядя на неожиданную группу людей.
- Кто? - сдавленно сказал он, бросая злой и многообещающий взгляд на генерала Сергеева.
Генерал беспомощно озирался. Рядом стоял полковник Ирницкий, который был специалистом и великим докой во всех темных делах, но именно сейчас, когда вокруг вились телевизионщики и с неожиданными свидетелями нельзя было ничего поделать, бесполезно и глупо было задавать полковнику вопрос, с которого всегда начинались поиски виноватых.
- Баба... - негромко и удивленно сказал кто-то из окружения генерала. С ребенком...
Крымов еле слышно выругался.
Ситуация была патовой. Сволочь был этот самый прапорщик Кикилашвили. Сволочь, а не специалист, оставил-таки свидетелей! Мало ему было, сукину сыну, "Осы"! Стрелять надо таких без суда и следствия! Крымов задыхался от бешенства, но был бессилен что-либо предпринять. Казалось невозможным при телевизионщиках убирать этих людей с пустыря, а тем более никак нельзя было их изолировать. Милиционер Крымова не смущал, невелика птица, гораздо больше его смущали телевизионные камеры, которыми велась неосмотрительно разрешенная им передача. На всю Россию сейчас происходящее транслировали, если не на весь мир.
Он снова затравленно огляделся, расчетливо прикидывая, как поступить дальше. Телевизионщики не отрывались от своих камер. Приехавшие с Крымовым москвичи поглядывали на своего начальника с надеждой. Без пяти минут министр обороны был бледен. На офицеров, что столпились вокруг Сергеева, не стоило и смотреть.
Мир вокруг наливался светом.
Призрачный свет заливал пустырь, словно угасший пожар начал вновь разгораться. Этого не могло случиться: все, что могло сгореть, сгорело еще днем.
