Мэрион Брэдли - Верховная королева (Туманы Авалона - 2)
"Ланселет никогда не упрекнул бы ее за бездетность..." Гвенвифар с запозданием осознала, что кто-то назвал ее по имени, и испуганно подняла голову: неужто мысли ее открыты всем и каждому?
- Нет-нет, лорд мой мерлин, довольно музыки, - произнес Артур. Глядите, уже стемнело, и супругу мою клонит в сон. Она, верно, совсем измучилась, ухаживая за мною... Кэй, вели слугам накрывать на стол, а я пойду прилягу. Ужин пусть подадут мне в постель.
Гвенвифар подошла к Элейне и попросила девушку взять на себя ее обязанности; сама она побудет с мужем. Кэй отправился отдать распоряжения слугам; Ланселет протянул Артуру руку и тот, опираясь на палку, захромал к себе в спальню. Ланселет уложил короля в постель - нежнее и осторожнее любой сиделки.
- Если ночью ему что-нибудь понадобится, пусть непременно позовут меня; ты знаешь, где я сплю, - тихо сказал он Гвенвифар. - Мне его приподнять проще, чем кому-либо...
- Ох, нет-нет, думаю, теперь нужды в этом нет, однако ж спасибо тебе, - отозвалась королева.
Ланселет ласково коснулся ладонью ее щеки. Каким высоким казался он рядом с нею!
- Если хочешь, ложись со своими дамами, а я останусь и пригляжу за ним... судя по твоему виду, крепкий, спокойный сон тебе сейчас не помешает. Ты - как кормящая мать, что не знает покоя и отдыха, пока младенец не приучится спать до утра, не пробуждаясь то и дело. Я отлично способен позаботиться об Артуре - теперь тебе уже незачем бодрствовать у его изголовья! Я подежурю в комнате в пределах слышимости.
- Ты очень добр ко мне, - отозвалась королева, - но мне все же хотелось бы побыть с мужем.
- И все же пошли за мною, если я ему понадоблюсь. Не пытайся сама его приподнять - пообещай мне, Гвенвифар!
Как нежно и ласково прозвучало в его устах ее имя; куда нежнее, чем "моя королева" или "госпожа моя..."
- Обещаю тебе, друг мой.
Ланселет нагнулся и запечатлел на ее челе легкий, совсем невесомый поцелуй.
- Вид у тебя совсем измученный, - промолвил он. - Ложись и выспись хорошенько. - Ладонь его на мгновение задержалась на ее щеке, но Ланселет отнял руку - и молодая женщина почувствовала холод и ноющую боль, как если бы зуб разболелся.
Она прилегла рядом с Артуром. Какое-то время Гвенвифар казалось, что муж ее спит. Но вот в темноте прозвучал его голос:
- Он всегда был нам добрым другом, верно, жена моя?
- Даже брат не вел бы себя великодушнее.
- Мы с Кэем росли как братья, и я искренне к нему привязан, но права пословица: "Кровь не водица", и кровное родство означает близость, о которой я и помыслить не мог, пока не узнал своих кровных родичей... Артур беспокойно заворочался, тяжело вздохнул. - Гвенвифар, мне нужно тебе кое-что сказать...
Молодая женщина похолодела от страха, сердце ее неистово заколотилось в груди: неужто Артур видел, как Ланселет целовал ее, и теперь упрекнет жену в неверности?
- Пообещай, что не расплачешься снова, - произнес Артур. - Я просто не могу этого вынести. Клянусь тебе, я даже не думаю тебя упрекать... но мы женаты вот уже много лет, и лишь дважды за это время ты надеялась на ребенка... нет-нет, не плачь, умоляю тебя, дай мне докончить, - взмолился король. - Очень может статься, что вина моя, а не твоя. У меня были и другие женщины, как это у мужчин водится. Но хотя я никогда даже не пытался скрыть, кто я такой, за все эти годы ни одна женщина не пришла ко мне и не прислала родственников сказать, что такая-то и такая-то родила мне сына-бастарда. Засим, может статься, это в моем семени нет жизни, так что, когда ты зачинаешь, плод даже в движение не приходит...
Гвенвифар опустила голову; волна волос упала ей на лицо. Значит, Артур тоже извел себя упреками?
- Моя Гвенвифар, послушай меня: королевству нужен ребенок. И ежели так случится, что ты однажды и впрямь произведешь на свет дитя во имя трона и государства, будь уверена: я ни о чем допытываться не стану. Что до меня, я в любом случае признаю рожденного тобою ребенка своим и воспитаю как своего наследника.
Щеки молодой женщины горели; казалось, еще немного - и она вспыхнет огнем. Неужто Артур считает ее способной на измену?
- Никогда, никогда не смогу я поступить так, лорд мой и король...
- Тебе ведомы обычаи Авалона... нет, жена моя, не прерывай меня, дай мне выговориться... там, когда мужчина и женщина сходятся таким образом, говорится, что дитя рождено от бога. Весьма хотелось бы мне, чтобы Господь послал нам ребенка, уж кто бы там ни исполнил Господню волю, его зачиная, ты меня понимаешь? И ежели так случится, что орудием провидения станет мой лучший друг и ближайший родич по крови, так я стану благословлять и его, и рожденное тобою дитя. Нет-нет, не плачь, не надо, я не скажу более ни слова, - промолвил Артур, вздыхая. Он обнял жену, притянул ее голову к себе на плечо. - Не достоин я такой любви.
Спустя какое-то время он заснул, а Гвенвифар все лежала, не смыкая глаз, и по щекам ее медленно катились слезы. "Ох, нет, - думала она про себя, - любовь моя, дорогой господин мой, это я не достойна твоей любви; а теперь ты, по сути дела, сам дал мне дозволение изменить тебе". Внезапно, впервые в жизни, королева позавидовала Артуру с Ланселетом. Они оба мужчины, они ведут жизнь деятельную, они отправляются в большой мир, рискуют на поле битвы жизнью или даже большим, однако от кошмарной необходимости выбирать мужчины свободны. А она - что бы она ни делала, какое бы решение ни принимала - будь то сущий пустяк, вроде того, подать ли на ужин козлятину или сушеное мясо, - всякий раз решение ложится ей на душу тяжким бременем, как если бы от ее поступка зависели судьбы королевств. А теперь вот ей предстоит выбирать, не положившись просто-напросто на волю Господа, подарить наследника королевству или нет; наследника, в жилах которого текла бы кровь Утера Пендрагона - или иная. Ну как она, женщина, может принимать подобное решение? Гвенвифар спряталась с головою под меховым покрывалом и свернулась в клубочек.
Не далее как нынче вечером сидела она в зале, любуясь Ланселетом, что внимал арфисту, и в сознание ее закралась эта самая мысль. Она давно любит Ланселета; но лишь теперь начинает осознавать, что желает его; в сердце своем она ничем не лучше Моргаузы, что на каждом шагу блудит и распутничает с мужними рыцарями и даже - этот скандальный слух шепотом передавался из уст в уста - с пригожими пажами и слугами. Артур такой добрый; со временем она полюбила его всей душой; здесь, в Каэрлеоне, она обрела мир и покой. Не должно тому быть, чтобы по замку и всей округе поползли срамные слухи на ее счет, не Моргауза же она, в самом деле!
Гвенвифар так хотелось быть хорошей христианкой, сохранить чистоту души и целомудрие, однако же немало значило для нее и то, что люди видят, сколь она добродетельна, и почитают ее королевой достойной и безупречной. Скажем, сама она за Моргейной ничего дурного не знала; Моргейна прожила рядом с нею три года и, насколько она, Гвенвифар, могла судить, в добродетели не уступала ей самой. Однако же ходили слухи, что Моргейна ведьма, поскольку воспитывалась на Авалоне, обрела там немалые познания, разбирается в лекарственных травах и видениях; так что замковый люд и жители окрестных деревень перешептывались, будто Моргейна сносится с народом фэйри или даже с самим дьяволом. И даже сама Гвенвифар, отлично зная Моргейну, иногда сомневалась: как может то, о чем твердят всяк и каждый, оказаться неправдой?
