Роберт Силверберг - Стеклянная башня
– Не здесь, – говорит она. – Не здесь. Мы должны соблюдать социальную дистанцию.
Со свода туннеля брызжет ослепительный свет. Надуваются и громко лопаются розовые пузыри, пахнет кислятиной. Небольшая толпа гамм, человек десять, галопом выскакивает из-за поворота туннеля, чуть не сбивает нас с ног, испуганно тормозит, почтительно приветствует и бежит дальше, громко смеясь и распевая на ходу:
Расплавив тебя, я сказал: – Ну и что?
Расплавились вместе, и всем хорошо.
Сгустимся-сгустимся-сгустимся-сгустимся, сверчок!
– Им весело, – говорю я.
– Да они пьяны в доску, – кивает Лилит. – Наверняка торопятся на радиационную оргию.
– Куда?
Из-под закрытой двери натекает лужица желтоватой жидкости. Едкий запах лезет в ноздри. Моча гамм? Дверь распахивается. Нам в лицо безумно хихикает женщина-гамма; груди ее выкрашены люминофором, на животе – яркий шрам. Она умудряется почтительно сделать книксен, хотя координация движений не на высоте.
– Миледи, милорд. Как насчет того, чтобы немного сгуститься?
Снова хихикает. Приседает. Вскакивает и, раскачиваясь, вприпрыжку кружится на месте, молотя себя пятками по заду. Выгибает спину, шлепает себя по груди, раздвигает ноги. В комнате у нее за спиной вспыхивают сначала зеленые, потом золотистые огни. Появляется еще одна фигура.
– Лилит, что это?
Нормального роста, но вдвое шире обычного гаммы и весь покрыт густым мехом. Обезьяна? Лицо явно человеческое. Существо понимает руку. Пальцы толстые и короткие. С перепонками! Затаскивает женщину в комнату. Дверь захлопывается.
– Бракованный, – говорит Лилит. – Здесь таких много.
– Бракованный?
– Субстандартный андроид. С генетическими изъянами. Наверное, автоклав был плохо стерилизован. Иногда у них нет рук, иногда ног, голов, пищеварительного тракта, того-сего.
– Разве таких автоматически не уничтожают на заводе?
– Нет, – улыбается Лилит, – не уничтожают. Те, кто нежизнеспособен, сами быстро умирают. Остальных тайком переправляют в подземные города сюда в основном. Мануэль, не можем же мы обречь на смерть наших ущербных братьев?
– Левитикус, – говорю я. – Альфа Левитикус Прыгун.
– Да, конечно. Смотри, вот еще один.
По туннелю беззаботно шлепает персонаж из ночного кошмара. Можно подумать, это существо засунули в печь и держали там, пока плоть его не стала мягкой и текучей: чем-то оно напоминает человека, но очертания незнакомые. Нос вытянулся чуть ли не в хобот, губы огромные и плоские, как блюдца, руки разной длины, вместо пальцев – настоящие щупальца, чудовищных размеров гениталии.
– Разве не было бы ему лучше умереть? – спрашиваю я Лилит.
– Нет-нет. Он наш брат. Наш бедный брат, который дорог нам.
Чудовище останавливается в десятке метров от нас. Пальцы-веревки повторяют все тот же жест: раз-два-три.
– Мир вам, альфы, – очень отчетливо произносит оно. – Краг-с-вами, Краг-с-вами, Краг-с-вами.
– Краг-с-вами, – отвечает Лилит.
Чудовище ковыляет дальше, радостно что-то бормоча.
– Краг-с-вами? Краг-с-вами? Лилит, что все это значит?
– Общепринятое приветствие, – говорит она. – Краг?
– Краг – наш создатель, разве не так? – говорит она.
Я вспоминаю услышанное от друзей в камере эгообмена.
– Знаешь, все андроиды влюблены в твоего отца.
– Да? Иногда мне кажется, что это чуть ли не религия. Религия Крага.
– Согласись, какой-то смысл в этом есть – поклоняться тому, кто тебя создал. Не смейся.
– Краг-с-вами. Краг-с-тобой.
– Лилит, – спрашиваю я, – андроиды считают моего отца Богом?
Она уклоняется от ответа.
– Об этом в другой раз, – говорит она. – Даже у гамм есть уши. Кое о чем здесь лучше не говорить.
– Но…
– В другой раз.
Я умолкаю. Туннель расширяется, и мы оказываемся посреди ярко освещенного пространства. Вокруг опять толпится множеств гамм. Рыночная площадь? Всевозможные лавки, киоски, лотки, и повсюду гаммы, гаммы, гаммы.
На нас оглядываются. Нам встречаются несколько бракованных, каждый кошмарнее предыдущего. Не понимаю, как такие противоестественные создания могли выжить?
– Они когда-нибудь поднимаются на поверхность?
– Никогда. Нельзя, чтобы они попались на глаза людям.
– А в Гамма-таун?
– Даже в Гамма-таун. Им нельзя рисковать, они тут же будут уничтожены.
Толпа бурлит. Гаммы пихаются, расталкивая друг друга локтями, переругиваются, огрызаются. Но вокруг незваных альф каким-то образом всегда остается пустое пространство, не очень большое впрочем. Мы видим поединок на ножах, вскоре еще один. Никто не обращает на них никакого внимания. Стоит страшная вонь. Ко мне бросается девушка с безумно блестящими глазами и шепчет:
– Храни тебя Краг, храни тебя Краг. – Она втискивает что-то мне в ладонь и исчезает.
Подарок.
Маленький прохладный кубик со скругленными ребрами, как та игрушка в салоне ожидания перед эгообменом. Интересно, этот кубик тоже разговаривает? Да. Я подношу его к глазам, и в молочно-белой дымке начинают появляться, проплывая мимо и растворяясь, слова:
СГУСТИСЬ СПОЗАРАНИ, И ВЕЧНОЕ СПАСЕНИЕ В КАРМАНЕ.
ЕГО ЕГО ЕГО ЕЕ ЕГО ЕГО ЕГО
О КАК МЕЛКА ТВОЯ ЧАША, ГРЯЗНЫЙ СВЕРЧОК.
ЧТО СЛОУБИ В КАЙФ, ТО СТЭКЕРУ ВИЛЫ
ПЛЮТИ! ПЛЮТИ! ПЛЮТИ! ПЛЮТИ! ПЛЮТ!
КРАГУ – КРАГОВО
– Что за чушь, Лилит, ты хоть что-нибудь понимаешь?
– Кое-что. У гамм есть свой сленг. Вот, например, смотри…
Гамма с темно-красной пористой кожей в выбивает кубик у нас из рук.
Кубик, кувыркаясь, катится по каменным плиткам. Гамма в прыжке бросается за ним. Все вокруг взрывается шумом, сбивается в один мельтешащий клубок.
Вор угрем выскальзывает из гущи схватки и исчезает в темним боковом туннеле. Драка продолжается без него. На верху кучи малы возникает девушка. В потасовке она потеряла те несколько клочков материи, что на пей были, на ее груди и бедрах виднеются свежие ссадины. Она сжимает в руке кубик. Я узнаю ее: это она и сунула мне игрушку. Она замечает меня, дьявольски оскаливается, победоносно размахивает кубиком и зажимает его между ног. На нее налетает толстый, как бочка, бракованный, вскидывает на спину и куда-то тащит. У него только одна рука, но толстая, как древесный ствол.
– Сверчок! – вопит девушка. – Прот Глисс!
Они исчезают.
Толпа продолжает угрожающе гудеть.
Я представляю, как они набрасываются на нас, рвут в клочья мой маскарадный костюм и обнаруживают под ним волосатое человеческое тело.
Тогда нас не спасет и социальная дистанция.
– Пошли, – говорю я Лилит. – С меня достаточно.
– Подожди.
Она поворачивается к гаммам. Разводит руки с обращенными друг к ругу ладонями примерно на полметра, словно показывая размер пойманной рыбы.
