Роберт Блох - НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 17
Но:
во-первых, всего не учтешь…
а, во-вторых, тот, кто хочет делать все слишком хорошо…
* * *Жизнь на планете Процион — райской никак не назовешь, особенно для землян; правда, местные обитатели с их жизненными циклами, основанными на кремне-фтористых реакциях, принимали ванны из фтористоводородной кислоты и потому чувствовали себя совсем неплохо. Но, это — уже другая история.
Впрочем, эти любезные и гостеприимные «туземцы» по своему развитию находились на уровне землян 1920 года. «Туземцы», едва лишь по радио был выработан код взаимопонимания, согласились на высадку землян и устройство их базы — герметического с привычной кислородной атмосферой бронированного шара, который, чтобы выдерживать фтористые ураганы, был закреплен на скале.
Иногда проционианцы, дружески любопытствуя, приходили разглядывать сквозь двойные стекла, устроенные так, чтобы противостоять едкости кислорода и фтора и заполненные в междурамье инертным газом, страшных чудовищ, дышащих кислородом и пьющих окись водорода. Рассматривать этих «монстров», чья дикость доходила до того, что они свою окись водорода называли «водой»! Но и это — совсем другая история.
В тот момент на базе, которая, несмотря на свои крепления, сотрясалась под яростными порывами фтора, находились трое очень раздосадованных землян. Двое были «чудовищами», пьющими окись водорода (часто с примесью этанола: полковник медицинской службы Советской Армии, биолог и психолог экспедиции Борис Мужинский пил водку, а геолог, минералог и химик, американец Питер Говард предпочитал виски). Третий, тоже землянин, звался Карел 178, и ему-то приходилось хуже всех. Потому что с присущим всем Карелам острым чувством ответственности, он считал себя причиной всех неприятностей. Какая-то доля истины в этом была, хотя лично Карел был здесь совсем ни при чем.
Вчера вечером Питер проворчал: «Плохо себя чувствую. Боли в животе». Тогда Борис, гневно ткнув в Карела пальцем, приказал: «Карел, прочти мне Первый Закон роботов». Сказал он это по-французски; на этом языке он объяснялся с Питером.
Отдаленно напоминающая человека конструкция, вмонтированная в Карела, не была рассчитана на то, чтобы робот принимал разные «выражения лица»; зато Карел обладал крайне разнообразным голосовым регистром. Карел не «изменился в лице», но ответил удивленным, с жалобным оттенком голосом, которым обращаются к невыносимому ребенку: «Первый Закон: робот не должен причинять вреда человеку и оставаться бездеятельным, если человек подвергается опасности».
Карел был «добрым малым», но совершенно не воспринимал юмора (с тех пор роботов усовершенствовали). Когда русский врач заметил: «Значит, Карел, ты нарушил Первый закон», — робот издал какое-то странное бормотание, прежде чем глупо спросить: «Каким образом?»
«Угостив нас в полдень отвратительной американской едой, сосисками с соусом, — громко расхохотался Борис. — В итоге у Питера разболелся живот».
Питер, несмотря на свое недомогание, — пока это было лишь легкое недомогание, — заулыбался. Оба не были специалистами по роботам и не осознавали чудовищности того, что только что было сказано. Ведь для робота нет ничего более важного, чем Первый Закон. Всем следовало бы знать об этом, прежде чем бросаться шутками.
Шутками, которые могут разрушить дорогостоящий мозг какого-нибудь Карела и… спасти человеческую жизнь. А это — уже наша история.
Карел не был снабжен никаким устройством, чтобы бледнеть, но ответил он «побледневшим» голосом: «Вы считаете, доктор, что моя кухня причинила зло Питеру?»
Однако Борис, слишком занятый, чтобы сразу ответить Карелу, — он заставил американца лечь и внимательно прощупывал ему живот, — скорчил гримасу и констатировал: «Не вырезать аппендицит перед полетом в космос! Какая оплошность!»
* * *Через двенадцать часов подтвердилась правильность его диагноза и необходимость срочной операции. Но драма возникла из серии отданных Карелу приказаний: прежде всего освободить стол, предназначенный для обедов и работы. Затем (в этот момент Борис своими сильными пальцами разминал ампулу с растворителем, чтобы распустить в нем тионентал): «Карел! Ступай в кладовую, пристегни новые руки и подогрей их на горелке!»
Карел повиновался беспрекословно (неисполнительность у роботов не предусмотрена). Когда он вернулся в столовую, осторожно держа на весу и ни к чему ими не прикасаясь пару своих «новых», стерильных рук, Питер уже лежал на чистой простыне, а Борис вынимал из коробки инструменты. Уже заснувший американец спокойно дышал через маску в маленький черный баллон. Стоящий у стола Борис приказал Карелу: «Встань напротив!» Ловко проскользнув на указанное место, робот, которого «сверлила» все та же «мысль», спросил: «Вы считаете, доктор, что это моя кухня причинила…»
Разумеется, вырезать аппендицит в состоянии любой студент, и Борис когда-то такие операции делал. Но он был терапевтом, а не хирургом, волновался, и ему было совсем не до того, чтобы успокаивать робота. Борис ему даже не ответил. Натянув перчатки (при этом он думал о том, как было бы удобно «сменять» руки и стерилизовать их над горелкой), он решительно взял скальпель и, протянув Карелу зажим, сказал: «После разреза, когда на шраме появится кровь, подашь мне зажим, возьмешь позади себя кэтгут и сделаешь узел так, как я тебе укажу». После этого Борис наметил линию разреза.
И вдруг — драма! Карел на шаг отступил и совершенно растерянным голосом (да, «растерянный» голос был предусмотрен его механизмом) произнес: «Я не могу!». «Что?!» — заорал Борис. «Я не могу, и я даже не могу позволить вам сделать это! Первый Закон: робот не должен причинять вреда человеку…»
* * *О том, чтобы заставить его изменить свое решение, нечего было и думать. Не оставалось ничего другого, как разразиться бесконечной русской бранью, разбудить Питера и искать выход.
Прошло еще 12 часов. В шаре трое удрученных землян: врач, больной, которого необходимо срочно оперировать, и робот (ему тяжелее всех), который не может помочь вскрыть живот человека, не может допустить, чтобы это было сделано. («Если бы только вы ничего мне не говорили! — вздохнул он. — На какое-то время я вышел бы подышать воздухом, в конце концов фтором, и, когда пришел бы назад, все было бы уже в порядке…»)
Лежа на кушетке, Питер изредка стонет от боли и отчаянно размышляет. Сидя друг против друга за столом, Борис и Карел в двадцатый раз перебирают все возможные варианты выхода из тупика и отбрасывают их.
Выпроводить Карела? Это невозможно: теперь, когда он обо всем знает, его главный, самый важный долг, продиктованный Первым Законом, — оставаться на месте, чтобы помешать нанести вред брюшной полости Питера.
