Роберт Блох - НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 17
«Я не люблю яда, — сказал один из пришедших, — его всегда можно обнаружить». Глаза у доктора Кейбера округлились. «Друзья мои, — сказал он, — вы что же, думаете, я ребенок?» — «Все равно, яд всегда можно обнаружить», — упорствовал тот. «Но кто вам сказал, что это будет яд?» — спросил доктор Кейбер. «А если не яд, то зачем игла?» — спросили они. «Вы уколете его ею, совсем неглубоко, — сказал доктор Кейбер, — впрыснете немножко безвредной жидкости, которая будет в шприце, и ваши люди (двое, а еще лучше трое) убегут прочь. Он тут же возбудит дело о нападении на него, и полиция начнет розыски. Но поскольку никаких телесных повреждений у Нормана Смита не обнаружат и доказать полиции, что его укололи, он не сможет, заниматься его делом будет только местная полиция, а не полиция графства и не Скотланд Ярд, как было бы в случае убийства», — «Что вы, мы понимаем — ни о каком убийстве здесь речи быть не может, — сказал один из моих друзей. — Но все же интересно, как на него подействует укол». «Да никак, — отозвался доктор Кейбер. — И лучше проделайте это сразу после его приезда на побережье — тогда у полиции будет время убедиться, что никакого вреда никто ему не причинил». «Ну, а что все это даст?» — спросили без обиняков у доктора Кейбера. «А то, — сказал Кейбер, — что сразу по возвращении домой или чуть позже он случайно умрет». «Это распутают», — сказал человек, не любивший яда. «Как вам нравится моя комнатка? — спросил неожиданно доктор Кейбер. — Я живу здесь уже давно и очень к ней привык, но что скажете о ней вы?» — «Какое отношение имеет это к нашему делу?» — «Никакого, — ответил доктор Кейбер, — но если бы то, что я делаю, распутывали, я бы, возможно, сейчас здесь не жил. Я не утверждаю, что точно не жил бы, но вполне возможно, что мне пришлось бы переехать на другую, менее удобную квартиру». Этот довод почему-то заставил их умолкнуть, А потом один из них сказал: «Вы говорили, что никакого вреда укол ему не причинит». «Абсолютно», — подтвердил доктор Кейбер. «Но по возвращении домой он умрет». «Наверняка», — сказал Кейбер. «Но тогда я не совсем понимаю…» — «Не будем приставать к доктору Кейберу — я думаю, он знает, что делает», — перебил сомневавшегося другой. Так они в конце концов и поступили. Что же до Нормана Смита, то он, как и ожидали, примерно через неделю поехал на море и остановился в большом отеле. В Хертфордшире он оставил человека кормить его овчарку и трех дворняг, приставленных ее охранять. В первое же утро своего пребывания у моря Норман Смит отправился на прогулку, и у площадки для гольфа поссорился с какими-то тремя гуляющими, и побежал в полицию, и там заявил, что подвергся нападению и ему впрыснули что-то смертельное. Он показал на руке точку, как от укола булавкой, и утверждал, что сразу после нападения обнаружил около места укола каплю жидкости, запахом напоминающей пот. И полиция пригласила двух врачей, и те провели анализы и обследования, и результаты обследований показали, что Норман Смит совершенно здоров. И к концу недели все, во всяком случае полиция, успокоились, и каких-нибудь нитей, которые бы к кому бы то ни было вели, обнаружено не было. Когда речь идет о ядах, концы таких нитей всегда находятся, и их найти еще легче, когда речь идет о разных бактериальных штуках, потому что эти последние встречаются еще реже, чем яды; ну, а если речь идет о каком-нибудь неизвестном яде, то такое встречается совсем редко, и полиции очень скоро удается напасть на след.
— Что же все-таки произошло? — спросили мы.
— Набравшись сил, Норман Смит отправился к себе домой, в Хертфордшир, — ответил Джоркенс, — в приподнятом настроении благодаря добытой информации, не знаю точно, какой, но, видно, той, за которой шпионы отправляются на берег моря. И в день приезда немецкая овчарка его загрызла.
— Да, это, действительно, безнаказанное убийство, — сказал Тербут, — если только мы имеем право назвать убийцей собаку.
И один из нас растерянно проговорил:
— Но мне не совсем понятно… Причем тут Кейбер?
— Средство было очень тонкое, — ответил Джоркенс. — Совершенно безвредное, как доктор Кейбер и говорил. Но оно изменило запах Нормана Смита. Он стал пахнуть по-другому. Ну, а какая немецкая овчарка могла бы с этим примириться?
Перевел с английского
Р. Рыбкин
Клод Ф.Шенисс
КОНФЛИКТ ЗАКОНОВ
XX век стал свидетелем рождения вычислительных машин. А заодно всех тех глупостей на их счет, которые смогли придумать люди. «Думающие машины», «электронный мозг», «сверхмозг» — чего только ни наговорили о вычислительных машинах восторженные научные обозреватели! Из того, что с каким-нибудь № 1440 можно было сыграть простенькую партию в шахматы, что какой-нибудь № 360-30 мог по отрывку в несколько строк установить автора неизвестного текста, неспециалист с легкостью делал довольно поспешные выводы, приписывая этим простым инструментам, — чуть более усовершенствованным, нежели пилочка для ногтей или повсюду распространенные клещи, — но все-таки инструментам, сущностную характеристику человека; свободу в принятии решений.
Даже появление со временем у вычислительных машин свободы в выборе между различными возможными способами решения определенной задачи ничего не изменило в этом глазном различии машины и человека.
В следующем веке беспрестанное уменьшение размеров приборов, снижение себестоимости электронного оборудования, необходимость с началом исследования планет осуществлять всевозможные виды работ во враждебной человеку среде привели к воплощению древней мечты человечества — к созданию робота.
В великий миг всеобщего энтузиазма и похвал Карелу Чапеку, сотворившему название «робот», электронное устройство первого из роботов окрестили Карелом (Carel).[4]
Но и эта свобода была относительной и не превышала пределы той свободы, какой обладает каждый инструмент, повинующийся воле того, кто им пользуется.
Простой инструмент, например, молоток не имеет предохранительного приспособления, которое помешало бы человеку ударять себя по пальцам. Более сложный инструмент, вроде бумагорезальной машины, останавливается, если рабочий по рассеянности забыл убрать руки со стопы бумаги, которую ему нужно разрезать. Инструмент очень сложный, к примеру, Карел (или, точнее, отдаленно напоминающий человека механизм, приводимый в движение Карелом) содержит многочисленные предохранительные устройства, преследующие лишь одну цель: помешать, чтобы человек ударял себя по пальцам этой новой «игрушкой».
Самые важные из этих принципов были сформулированы в виде законов в 1940 году ученым, намного опередившим свое время, — Айзеком Азимовым, которому и посвящается этот рассказ.
