Анна Агнич - Полдень, XXI век, 2013 № 01
Но обиды множатся, и в письме от 11 октября 1873 года Этцель не выдерживает.
«Мой дорогой Верн, — раздраженно пишет он, — я узнал, что на этот раз Вы отправили выправленную Вами верстку прямо в типографию, минуя меня. Это неправильно… Я непременно хочу видеть, как именно Вы справились с моими редакторскими замечаниями… Я хочу определенно знать, что именно Вы приняли из моих замечаний, а что — отвергли. Поэтому в дальнейшем верстку соблаговолите показывать мне…»
И двумя днями позже: «Мой дорогой Верн! Я прошу у Вас гранки еще до типографии не для того, чтобы заново их редактировать, а для того, чтобы знать, какие именно мои замечания Вами приняты. Раз и навсегда выкиньте из головы мысль о том, что страсть к редакторству толкает меня только к чрезмерностям. Читай я меньше, я бы только сберег свои глаза и время…»
И сухая подпись: «Ваш Ж. Этцель».
Но, конечно, это не разрыв. О разрыве речь не идет.
Жюль Верн прекрасно понимает, что при сохраняющихся темпах и объемах своей работы без помощи Этцеля он ни одну рукопись не сможет довести до уровня. Часто рукописи его шероховаты, грубы, в них нет изящества, свободной игры. Слишком торопливо приходится писать, это не вдумчивые отступления мэтра Виктора Гюго. В конце концов, «Необыкновенные путешествия» столь же созданы Этцелем, как и Жюлем Верном. Объем редактирования иногда настолько велик, что Этцеля вполне можно считать полноправным соавтором. Он не просто правил фразы, абзацы, страницы, он менял течение сюжета, случалось, по-своему трактовал поступки героев.
Да, конечно, излишний морализм… коммерческий подход… политическое оглядывание… Но обойтись друг без друга они уже не могли.
4Нескончаемые ссоры принесли пользу.
Впервые в книге Жюля Верна появился герой.
Настоящий герой. Которому хочется подражать. Который восхищает.
Герой из настоящего, еще неясного, но всегда прекрасного и тревожащего воображение будущего. В самом деле, не Филеаса же Фогга, джентльмена, считать человеком будущего, не упертых полусумасшедших членов «Пушечного клуба», не капитана Гаттераса, достигающего своей цели ценой поистине ужасных жертв, и даже не капитана Немо, ведомого по жизни всего только чувством мести. Жюль Верн нашел героя, который четко знает, что именно ему надо. Героя, который строит жизненные планы, соотнося их с интересами окружающих его людей. Героя, который всегда рад поделиться своими личными находками и достижениями с любым, кто ведет образ жизни, подобный его собственному.
Вспомним, о чем мечтал на необитаемом острове Робинзон Крузо.
«Прежде всего, я объявил плененному мною дикарю, что его имя будет „Пятница“, так как в этот день недели я спас ему жизнь. Затем я научил его произносить слово „господин“ и дал понять, что это мое имя…
Теперь мой остров был заселен, и я считал, что у меня изобилие подданных…
Часто я не мог удержаться от улыбки при мысли о том, как я похож на короля.
Во-первых, мой остров был неотъемлемой моей собственностью, и, таким образом, мне принадлежало несомненное право господства. Во-вторых, мой народ был весь в моей власти; я был неограниченным владыкой и законодателем. Все мои подданные были обязаны мне жизнью, и каждый из них, в свою очередь, готов был, если бы это понадобилось, умереть за меня. Замечательно так же, что все трое были разных вероисповеданий: Пятница был протестант, его отец — язычник, испанец — католик. Я допускал в своих владениях полную свободу совести. Но это — между прочим…»
Да и с прощенными бунтовщиками все для Робинзона было просто. «После здоровой порки они стали весьма порядочными и смирными людьми».
В общем, можно не продолжать.
Такие мысли инженеру Сайрусу Смиту в голову просто не могли придти.
Времена изменились. В республиканской стране литература должна была утверждать новый подход к действительности. Робинзон Крузо, не раздумывая, продал доброго мальчика Ксури, не раз спасавшего ему жизнь, за восемьдесят серебряных восьмериков, а если чувствовал иногда что-то похожее на угрызения совести, то так, мимоходом: «Мы нуждались в рабочих руках, и тут мне стало ясно, как неразумно я поступил, расставшись с мальчиком Ксури». Друзьям-плантаторам Робинзон часто рассказывал о своих поездках к берегам Гвинеи, о том, как там ведется торговля с тамошними неграми. «И как легко там за безделицу — за какие-нибудь бусы, игрушки, ножи, ножницы, топоры, стекляшки — приобрести не только золотой песок и слоновую кость, но даже в большом количестве негров-невольников для работы в Бразилии».
Новый герой Жюля Верна не похож на героя Даниеля Дефо.
Новый герой Жюля Верна не похож на Мстителей Александра Дюма-отца.
Инженер Сайрес Смит — вот имя настоящего героя. А спутники инженера, оказавшиеся вместе с ним на необитаемом острове, это прообраз не рабовладельческой колонии, а поистине будущего общества — дружного, не боящегося никаких трудностей, эффективно и быстро решающего любые проблемы. Это прообраз общества, в котором ни цвет кожи, ни уровень образования, ни свобода совести (между прочим) не могут помешать его развитию. Журналист Гедеон Спилет, верный слуга инженера негр, носящий невероятное имя Навуходоносор, никогда не унывающий матрос Пенкроф и, наконец, сын его друга — пятнадцатилетний Герберт Браун, — американцы, северяне, бывшие пленники южан, они бежали на воздушном шаре (а на чем еще?) из оплота конфедератов Ричмонда. К сожалению, штормовой ветер унес воздушный шар далеко в океан. Так американцы оказались вне общества.
И вот тут-то выясняется, что для инженера Сайреса Смита вообще не существует никаких технических проблем. Меньше всего он надеется (как надеялся Робинзон) на то, что штормом вынесет на берега очередной разбитый корабль с уцелевшими на нем припасами. Он учит своих спутников с достоинством переносить лишения и строить жизнь самим, своими руками, ни на кого не полагаясь. Вот почему, начав с холодных, продуваемых всеми ветрами каменных Трущоб, колонисты острова Линкольна заканчивают великолепным Гранитным дворцом.
Жюль Верн с наслаждением (как и Дефо, впрочем) выписывает каждую деталь.
«В этот вечер колонисты, собравшиеся в центральной комнате, поужинали как следует. Наб приготовил суп из агути, а еще окорок дикой свиньи, приправленный благовонными травами, и вареные клубни травянистого растения, которое в тропическом поясе разрастается в густой кустарник. Клубни, превосходные на вкус и очень питательные, напоминали продукт, который распространен в Англии под названием портландское саго. До некоторой степени он мог заменить хлеб, которого пока еще не хватало обитателям острова…»
