Валентина Мухина-Петринская - Планета Харис
Лишь перед смертью она рассказала Уилки про меня. Понимаешь, Уилки Саути знал, что я его брат, когда мы с ним проговорили всю ночь. Ну почему он мне не сказал! Я мог бы помочь ему. Родители оставили мне большое состояние, Джен тоже принесла немалое приданое. Мне ничего не стоило ему помочь. Может, не случилось бы ничего, что произошло…
Я обрушился с упреками на мистера Харлоу, почему он не сказал мне раньше. Ты не представляешь, какой это циник! Как я понял, мы оба были для него подопытными кроликами.
Как выразился Харлоу, мы с Уилки идентичные близнецы. Наследственные признаки у нас совершенно одинаковые — набор хромосом так же одинаков, как в двух соседних клетках одного и того же человека.
У нас даже барьер тканевой несовместимости отсутствует. Мы с ним абсолютно тождественны. Один человек, повторенный дважды. Только судьба различная.
Вот это как раз и привлекло внимание уважаемого генетика. Как отразится на нас различие воспитания, образования, случайных болезней, различие возможностей для реализации личности… Социальные факторы.
Я спросил его, обращался ли он к моим родителям с просьбой помочь Уилки, хотя бы помочь ему получить образование… Вопрос был глуп. Конечно, не обращался. Ему было интересно другое. Впрочем, он помогал ему несколько раз в тех случаях, когда боялся утерять «подопытного кролика». Лечил его бесплатно в своей больнице.
Не знаю, по каким соображениям он рассказал мне все теперь. Может, опыт закончен. А может, хочет закончить его в других условиях, в другом варианте? Во всяком случае, спасибо, что хоть теперь сказал.
Уилки посмотрел на часы.
— Через полчаса еду в больницу. Если хочешь, поедем вместе.
— Благодарю, если можно, то поеду. Что же все-таки с Уилки?
— С ним сделали что-то страшное. Непонятно мне все это. Судороги перемежаются с полной потерей сознания.
— Но что с ним сделали?
— Какая-то обработка мозга.
— Мерзавцы! Но разве это возможно… ведь уже двадцать первый век…
— Не знаю. Значит, возможно.
— А где он был?
— Коммунистическая партия и прогрессивные ученые обращались к правительству… Им ответили, что государство не имеет к этому никакого отношения… Он был у гангстеров.
— Зачем он гангстерам? У него же нет ни копейки.
— Гангстеры бывают разные… Есть ученые-гангстеры, которые делают опыты на людях. Ужасно все это! Как хорошо, что ты приехал, Кирилл! До чего же у меня тяжело на душе!
Уилки Саути лежал в университетской клинике. К нему не пускали никого посторонних. Журналистам обещали организовать специальную пресс-конференцию, но они толпились у входа.
Уилки, как и прежде, отказался сообщить что-либо, тогда один из репортеров крикнул:
— Скажите только, мистер Уолт, правда ли, что Саути оказался вашим родным братом?
— Правда, — сухо ответил Уилки.
Мы вошли в клинику под восторженный гул репортеров. Я представил, под какими сенсационными шапками выйдет это сообщение в газетах.
Прежде чем войти в палату к больному, мы заглянули в кабинет дежурного врача. У него сидел румяный, добродушный по виду толстяк лет под пятьдесят в светлом летнем костюме. По тому, как Уилки стиснул зубы и неприязненно кивнул, я догадался, что это профессор Харлоу. Так оно и оказалось.
Молодой дежурный врач с великим почтением представил его нам.
— Выяснилось, что с моим братом? — резко спросил Уилки, обращаясь к молодому человеку. Но ответил за него Харлоу.
— Его только что осмотрел… (он назвал мировую величину), специально прибыл из Стокгольма. Был консилиум…
— Что сказал швед? Консилиум? — отрывисто спросил астрофизик.
Харлоу доброжелательно взглянул на молодого врача.
— Как там наш больной, взгляните, пожалуйста. Врач тотчас вышел.
— Манипуляции над мозгом. Трудно сказать, какие именно. Возможно, ничего страшного. Ему всего лишь хотели внушить надлежащий образ мыслей. Обычно это делается постепенно, начиная с беспечного детства. Вы не знали об этом, мистер Уолт? Ваш… брат знал и боролся против этого. Саути не так уж часто посещал школу, а может, просто приноровился к тому, чтоб не допускать в свой мозг посторонние силы. То, что с ним сделали сейчас, не так уж опасно для жизни — обычно не так опасно, но Саути слишком волевой человек. Даже не в этом дело, что волевой… Саути обладает редкой колоссальной силой внутренней сопротивляемости. Насильственное вторжение в его душу, попытка насильно заменить его мысли чужеродными не могла пройти для него бесследно… Вот почему он умирает.
— Умирает? — проронил Уилки. Он обратил ко мне бледное лицо — невольно мне припомнилась белая маска Петрушки: тот же трагический излом рта, бровей.
— Идем, Кирилл.
Я пошел за ним. Саути только что проснулся. Он узнал брата и обрадовался ему. Уилки представил меня ему.
— Русский! — улыбнулся Саути. Мы сели рядом. Больше в палате никого не было. Саути не казался умирающим, и я подумал, что, может быть, Харлоу ошибся… Лицо мима было ясно и спокойно, тик почти прекратился. Я взглянул на обоих братьев и подумал, что сейчас Саути более похож на того Уилки, которого мы знали в Лунной обсерватории, чем сам Уилки Уолт, потрясенный всем случившимся.
Уилки взял его за руку.
— Поедем, брат, хворать ко мне. Там тебя ждут не дождутся две озорные племянницы. Тоже близнецы, как и мы с тобой, и тоже похожие, видно, это у нас в роду. Моя жена Джен очень хочет, чтоб ты жил с нами. У нее никогда не было брата. У меня до сих пор — тоже.
— Спасибо, Уилки, после… если я… Еще одного такого приступа, какой у меня был вчера, я не вынесу.
— Не надо об этом. Не думай. Не старайся вспоминать. Давай лучше думать о будущем. Мы никогда больше с тобой не расстанемся. Мы будем работать вместе. Ты знаешь, мне предлагают пост директора Национальной радиоастрономической обсерватории Грин Бэнк. Это в Западной Виргинии. Я тебе не говорил, Кирилл? Я тебе не говорил об этом? Забыл…
Он опять обратился к брату. Голос его дрожал.
— Ты получишь место астронома. У тебя будут самостоятельные исследования. Ты сможешь осуществить все, чего не осуществил до сих пор. Уилки, брат мой, подумай только — работать вместе! Такое счастье!!!
— Это счастье, — согласился Саути. Он ласково смотрел на брата — так смотрят на младшего, бесконечно любимого брата, который еще многого не понимает.
— Но ведь я теперь… не смогу работать, — сказал Саути с усилием.
— Сможешь! Вот поправишься и сможешь. Ты прирожденный астроном. Даже на своем чердаке ты достиг чего-то, дружище. Ты ученый по призванию!
— Ты не понимаешь, Уилки. Теперь я уже не ученый… не артист, а главное — коммунистом настоящим я не могу быть.