Александр Громов - Менуэт святого Витта, Властелин пустоты
Он шел по кромке сельги, обходя валуны, примечая малейшие изменения. Разбросанные перья рябчика — охотился горностай. Соль у большого валуна олени еще не обнаружили, а ту, что в лощине, слизали подчистую. Рысь Фимка увела выводок глубже в лес, натаскивает потомство на глухарей да зайцев. Лёт насекомых только начался, но их значительно меньше, чем в прошлом году, и это хорошо — лес сам себя защищает, и не нужно завозить дятлов. Недавно за браконьерским самострелом приходил сам хозяин — жутко матерился, наверно, найдя затвор вынутым и, естественно, не обнаружив «глаза», хотя дураку ясно, что искал. Заматерится еще не так, обнаружив в почтовом ящике повестку в суд. Поделом. Глупый, конечно, — умные не попадаются.
Он шел, придерживая карабин, чувствуя легкую, но приятную усталость, а что одежда не высохла, так переживем, не впервой, зато дома ждет уют, и непременный стаканчик клюквенной, и извергающая вкуснятину огненная печь — люблю кулинарить! Будет и фирменное вино из морошки, потому что еще до вечера приедут лучшие друзья, с которыми, кажется, года полтора не виделись… ну да, полтора и есть, зима еще стояла такая снежная, что снегокат из сугроба втроем тянули, да так и повалились друг на дружку, гогоча, как мальцы… Ах, какое это все-таки счастье, хотя что может быть проще и естественней, чем прогулка по лесу в погожий день. Как здорово идти к друзьям с уловом, обходя выпестренные лишайником валуны, топча сапогами толстый пружинящий мох, вдыхать густой сосновый дух, иногда наклоняясь, чтобы сорвать ягодку черники, радоваться, заметив и работу белки над шишкой, и проползшую в багульник изящно-глянцевую гадюку, и первый пробившийся из земли оранжевый подосиновик на крепкой ножке. Наверно, нигде во Вселенной нет больше такого места, в котором так легко дышится и никогда не надоедает, а ведь в лесу есть еще и дом за оградой, построенный своими руками, и сарай, и энергоприемник на заново возведенной мачте, и обе баньки — финская и русская, а рядом природный бассейн в ручье. А крепкие сосны, обнимающие корнями скалы? А северная красота, никем и ни на чем почти не запечатленная? Вот, кстати, вопрос — почему? То ли лентяями были великие пейзажисты, то ли в средствах стеснение имели, а только дальше Днепра или соснового бора средней полосы — ни ногой. А может быть, они просто и не пытались запечатлеть то, что надо всего лишь чувствовать? Возможно. Обязательно спрошу об этом Маргарет, она живет ощущениями, а от Пита, как обычно, ничего не дождешься, кроме «сдаешь ты, старик… к делу тебя надо приспособить, а не к лесу… ты же готовый первопроходец, хочешь поговорю о тебе с кем нужно?..». Нет, вы хорошие ребята, свои в доску, но эта тема закрыта. Отстаньте. Мне и здесь хорошо — лучше не бывает. Это вам не хождение по мукам за три моря, это — удовольствие!
Не поверят ведь, скажут, что врешь, — а как же заунывные дожди неделями? а зимняя темень? а комарье, к которому ты уже привык настолько, что не чувствуешь его в самое комариное лето? а гнус, к которому привыкнуть невозможно, потому что его укусы горят адским пламенем и очень хочется оказаться дома и залезть в морозильную камеру… Только все это ерунда, и вы, мои хорошие, голову мне не морочьте, не выйдет. И не такие морочили, а чего добились, кроме пшика? Не нужны мне ни ваши города, ни твой, Пит, космофлот, ни в особенности Новая Твердь, Новая Терра и Новая Обитель. Побежали оттуда эмигранты — ведь побежали, Пит, спорить не станешь? — сам их возишь и знаешь лучше меня, что мы зацепились за колонии лишь молодежью, которая выросла уже там, а старики вроде нас с тобой возвращаются обратно в шум, в тесноту, в отравленные города — а почему? Потому что — Земля. И правильно, так что о новой волне эмиграции ты мне не пой, дружище. То ли где-то наконец поняли, что Землю нужно очищать не только и не столько от человечества, то ли решили, что человечество не настолько ценный злак, чтобы засеивать им Вселенную… Давно пора понять. Да и что засеивать-то, Пит? Общеизвестно, что мир представляет собой одну большую дырку от бублика, а вот относительно самого бублика источники расходятся во мнениях: одни убеждены, что он-де некогда существовал, да был съеден; другие же категорически утверждают, что его пока и не было, ибо развитие идеи бублика начинается с дырки, которая уже имеется, а дальше, как говорится, дело наживное… Шучу, шучу. Весь фокус в том, что тебе нечего мне возразить, Пит, потому что втайне ты мне завидуешь, хотя и вбил себе в голову, что это я должен завидовать тебе. А с какой стати? Молчишь…
Глава 3
Нет и еще раз нет, — сказал Питер и откусил пирожок. — М-м, вкусно… Знаешь, тут ты настолько не прав, что я даже не хочу с тобой спорить. Ты, старик, просто не в курсе: реэмиграция это как мода, скоро на спад пойдет. Уж ты мне поверь: обратные рейсы у меня всегда полупустые, а туда набиваются — корпус трещит. Слышал, наверное: недавно еще один кислородный мир нашли, уже пятый, так там, говорят, просто рай…
— Ты его видел? — перебил Стефан.
— Нет, ну и что с того? Я же рейсовый: Земля — Твердь — Земля… Допустим, слышал от заслуживающих доверия. Уверяю тебя, рай, притом незагаженный.
— У меня и здесь рай незагаженный, — возразил Стефан. — Ты что скажешь, Марго?
— Пожалуй. — Маргарет кивком показала на окно в пятнах алых бликов. Красный закатный шар пробирался сквозь лес к холму за ближним озером, и деревья вспыхивали. — Там-то рай, а вот вы мне оба надоели — в который раз спор завели, было бы о чем.
Питер захохотал, откинувшись на стуле. Стефан улыбнулся:
— Твоя жена нас не понимает.
— Где уж мне, — сказала Маргарет. — Что вообще может понимать женщина? Только то, что мужчины еще глупее, чем хотят казаться, и воли им давать не нужно. Больше ничего. Дети малые, одно слово. То борьбу затеяли, то поспорить им одно удовольствие, а у кого-то уши вянут.
— Это у кого же? — спросил Питер.
— Ты ее слушай, — поддакнул Стефан. — Твоя жена — женщина умная, скажешь нет? Внучка-то в нее? Ну то-то. А на лопатки сегодня я тебя положил, а не ты меня. Вот возьми еще пирожок и не морщись.
— М-м! — Питер отхлебнул клюквенной, послушно заел пирожком, в блаженстве закатив глаза. — Рай не рай, а кормишь отменно. Где такую шамовку берешь?
— Копченый сиг, а вот эти с лосятиной. В общем, что охраняю, то и имею. Кстати, тут на соседнем участке требуется младший смотритель — замолвить за тебя словечко?
Питер поперхнулся.
— Опять за свое? — грозно спросила Маргарет.
— Молчу. — Стефан поднял руки, сдаваясь, и похлопал в ладоши над головой. — Жаркое!
Дух от жаркого из лосиной вырезки был умопомрачительный, а под копченую на ольховом дыму щуку и слабосоленую розовую семгу степенно поболтали о том, что семги нынче мало, зато щука в реке расплодилась в количестве невероятном, вот она семужью молодь и выедает, и никто ее толком не ловит, поскольку заповедник, а одному смотрителю с такой прорвой вовек не управиться, хоть каждый день приглашай к себе гостей с отменным аппетитом. И вообще щука по-настоящему не рыба, а крокодил — верно, Марго? Поговорили о крокодилах, земных и твердианских. Затем Питер поинтересовался, ловятся ли здесь раки, на что Стефан отрицательно помотал головой, а Маргарет заявила, что они на Севере не водятся и пора бы уже хоть сколько-нибудь ориентироваться в земных экосистемах. Тогда Питер тут же спросил, водится ли здесь пиво. Пива он не получил и согласился удовлетвориться вином из морошки под новую рыбку, о которой даже Маргарет не смогла сказать ничего определенного. Питер же методом исключения выяснил, что это не кит. Оказалось — палья. Потом, тяжело отдуваясь, оба отвалились от стола. Маргарет потеряла из виду удравшую от скуки Джей — «ну я этой девчонке!» — не докричавшись, они стали искать ее в предвкушении воспитательного момента и нашли в сенях за игрой в реконструктор.
