Андрей Марченко - Цифрономикон (сборник)
– Лягухи, – прошептал я и тут же закрыл себе рот ладонью.
Не хватало, чтобы меня услышали. Страшно подумать, что будет, если этот броненосец повернется ко мне. Даже на таком расстоянии я чувствовал мощную «тягу». Продолжал завороженно смотреть, не в силах оторвать взгляд даже тогда, когда монстр ушел.
Я-то думал, что лягухи нас едят, а они вон чего с нами делают! Перспектива превратиться в зомби-броненосца пугала меня не меньше, чем быть съеденным.
Смысла оставаться на болоте я больше не видел. Если эти твари и сюда добираются, то найдут меня везде, а жевать кислую клюкву и пить болотную воду надоело до чертиков. К тому же, если есть такой броненосец, значит, есть люди. Или были…
Как их искать – не было ни одной идеи. «Буду просто идти, – решил я, – авось кого-нибудь увижу».
А дальше дни потекли так же, как на болоте, с той лишь разницей, что вместо клюквы я жевал бруснику и изредка попадавшуюся голубику.
* * *Посреди леса стояла арка. Кое-где кирпичи осыпались, а то и вовсе вывалились, арка поросла мхом, вьюн и плющ уютно устроились на ее выемках и выступах. Высокая, всадник пройдет не нагибаясь, ее предназначение меня поставило в тупик. Для чего нужна арка, если нигде нет не только стен, но даже намека на них? Если арка обтрепалась, обветшала, но сохранилась, значит, от стен должны остаться хотя бы кирпичи. И кто ее построил?
Я обдирал ближайший орешник, когда в арке появился человек. Высокий мужчина, на вид мой ровесник: лет сорока, но в темных волосах уже седина. Одет по сравнению со мной даже элегантно: черные джинсы, бежевый свитер, из-под которого виднеется воротничок белой рубашки. Хотя вряд ли в этом удобно лазить по лесу. Он заметил меня и отшатнулся. Я представил, как выгляжу: заляпанный болотной тиной ватник, еще более грязные брюки, заправленные в высокие ботинки на шнуровке, заросший, вонючий, с впалыми щеками и, наверное, безумными глазами.
– Не бойтесь, – усмехнулся я. – Через пару-тройку недель и вы так же будете выглядеть.
Он, поколебавшись, протянул руку. Я пожал.
– Извините, что не представляюсь, но я не помню, как меня зовут, – сказал он.
Я хотел ответить, что ничего страшного, это ведь сон, тут можно не помнить своего имени, но прикусил язык. Только сейчас до меня дошло, что я тоже не помнил, как меня зовут. А еще не имел понятия, откуда я, кем работал, есть ли у меня семья, дети… ничего! Я о себе совершенно ничего не помнил!
– Не волнуйтесь, – прошептал я каким-то чужим голосом, – это вам всё снится. Это сон. Просто сон. Когда он кончится, когда вы проснетесь, то всё вспомните.
Он ничего не успел ответить, потому что стали прибывать другие. В арке появился толстяк, тут же начавший что-то кудахтать себе под нос и вытирать платком пот со лба. Затем возникли мужчина и женщина, обоим лет по тридцать пять. Они вцепились друг в друга так, что казались сиамскими близнецами. Не успели шагнуть из арки, как там оказался мальчик лет двенадцати на вид, потом накачанный стероидами парень, юная блондинка, которую я чуть не принял за эльфа, женщина в фартуке с распущенными волосами до пояса, и еще, и еще. Люди всё прибывали, я не успевал разглядывать одних, как появлялись другие. Наконец, поток закончился. Я пересчитал прибывших: тринадцать.
«Несчастливое число. Впрочем, вместе со мной их четырнадцать», – попытался я себя обнадежить. И хотя в приметы, а тем более в такие глупые, как черная кошка или число тринадцать, я не верил, всё же думать, что нас четырнадцать было спокойнее.
– Кто вы? Где мы? Объясните, что происходит? Что вам от нас надо? – подскочила с вопросами высокая и очень худая блондинка. Тринадцать пар глаз смотрели на меня, ожидая ответа.
– Спокойно. Мне от вас ничего не надо. Я сам попал сюда так же, как и вы, только на несколько недель раньше. Это просто неприятный сон. Это всё вам снится, так же, как и мне. И когда мы проснемся в реальности, мы отсюда исчезнем и, надеюсь, забудем всё.
– Неприятный сон? – подал голос толстяк.
– Поверьте мне, это так.
– Почему мы должны вам верить? – пробурчал он.
– А вы разве не знаете, что спите? – развел я руками.
Никто мне ничего не ответил.
«Вот те на!» – Я опешил. Мне казалось, что все в курсе, что это лишь сон. Как и я.
– Ладно, если вы говорите, что это сон и что он неприятный, то расскажите, в чем заключается его неприятность, – попросил седой, появившийся в арке первым.
– Мы все спим. Я знаю это точно, как можно знать только во сне. Если у вас хоть раз были осознанные сны, то вы поймете, о чем я говорю.
Несколько человек кивнули, в том числе мальчик, и я продолжил:
– В этот сон я попадаю уже не первый раз, поэтому разбираюсь в нем. Здесь есть две особенности и обе неприятные. Особенность номер один: несмотря на то, что я знаю, что это сон, я никак не могу на него влиять, управлять его событиями, что для осознанного сна странно. Особенность номер два: если вы умрете в этом сне, то умрете в реальности.
Пронеслась волна шепота, из которой выделился громкий бас толстяка:
– Откуда вам это известно?
– Оттуда же, откуда известно, что я сплю. Я просто знаю это, и всё!
– Это не разговор! Докажите! – возмутился тот.
– Интересно, а что в данном случае послужит для вас доказательством? – Я улыбнулся. Как можно доказать, что спишь?
– Почему же только вы знаете, что спите? А остальные что, рылом не вышли? Кто-нибудь еще уверен в том, что это сон?
– Я, – подал голос мальчик.
Толстяк скривил губы:
– Мальчишка не в счет. Кто-нибудь из нормальных уверен, что спит?
Я сделал вид, что не расслышал последней фразы, потому что мне было гораздо интереснее узнать другое.
– Ты тут первый раз? – спросил я мальчика.
– Нет. Но я почти ничего не помню. Я помню только, что тут страшно, никогда не бывает солнца и лучше бы быстрее проснуться.
– Итак, – продолжал толстяк, – никто, кроме малолетнего выдумщика и оборвыша не считает, что попал в безумный сон.
– Слышь ты, урод, – взвился я, подскочил к толстяку и схватил его за лацканы льняного пиджака, – ты поживи тут пару недель на болоте, без супермаркета, джипа и ванны, побегай от лягух, пожри осоки, а потом поговорим! Ты хоть имя-то свое знаешь? Или, может, помнишь, где живешь? Может, в реальности ты сопливый пацан, а вот этот парень, – я кивнул на мальчика, – директор банка? Нет? Не помнишь? Тогда будь добр, засунь свой поганый язык в одно место или можешь проваливать к лягухам и разговаривать с ними!
Я отпустил толстяка в полной тишине. Люди смотрели на меня, затаив дыхание. Честно говоря, я и сам от себя такого не ожидал. Нервы совсем ни к черту. Гробовое молчание нарушил всё тот же седой:
