Владимир Михайлов - Заблудившийся во сне
Содержанием его оказался анализ записи последнего перед исчезновением нормального выхода в СП. Не воспоминаний Груздя об этом эпизоде, но анализ подсознательной информации, которая снималась со спавшего тела, вероятнее всего, аппаратурой, установленной самим Груздем. Знай об этом кто-нибудь другой, обязательно возник бы какой-то шорох. Его не было – значит, никто не знал. Во всяком случае – никто из нас, из СБ, да и из близких Груздю людей тоже.
Запись была скверная; волны подсознания постоянно чем-то перебивались, искажались. Насколько я мог судить, это не были посторонние влияния, но самопроизвольные реакции самого подсознания. Похоже, оно не желало принимать того, что в него входило, противилось, как противится человек, которого пытаются кормить насильно. Как будто у подсознания возникали спазмы, может быть, его словно тошнило. И все же информация была – хотя для того, чтобы более или менее верно понять ее, наверняка потребовалась бы большая куча времени.
С определенной уверенностью я мог бы утверждать лишь одно: в этот свой выход Груздь попал в Пространстве Сна в обстановку неожиданную и чем-то очень страшную. Увидел – или испытал – там нечто, глубоко потрясшее его и заставившее очень быстро вернуться в Производный Мир, иными словами – проснуться. При этом возникало впечатление, что из ПС его не хотели отпускать, и вернуться в явь ему удалось не с первой попытки.
Что касается времени, в которое он погружался, то подсознание его не обозначило; видимо, само не получило четкого представления об эпохе, в которой Груздь оказался. Но это и само по себе достаточно определенно говорило о том, что Груздь в тот свой выход оказался в будущем: с определением прошлого подсознание обычно никаких затруднений не переживает, хотя и не грешит особой точностью.
Было бы очень хорошо скопировать интересный файл. Но мне сейчас об этом думать не приходилось: по законам Пространства Сна, дискета или диск исчезнут, как только я перемещусь из этой точки в любое другое место в ПС. В этой обстановке я мог рассчитывать только на свою память. И на то, что как только мне удастся вернуться в Институт, мы сразу же попытаемся – сами или с помощью СБ – сделать нужные копии уже в материальном мире, где можно будет серьезно поработать с ними.
Со вторым файлом было легче. Когда удалось загрузить его, оказалось, что он не хранил никаких сверхсложностей; то была просто программа компьютерной атаки на все сетевые машины. Целью было – обнаружение и уничтожение всех данных, каким-то образом касавшихся Груздя, его прошлого и настоящего. Мы полагали, что эта персоналка Груздя не подключена к сетям; сейчас я убедился, что дело обстояло не совсем так. Включение было, но одностороннее: через сети нельзя было войти в эту машину, но из нее – куда угодно; аппарат такой связи был последней модели, какая только начала поступать на вооружение армии, разведки и политической элиты. Вероятно, Груздь был одним из первых, у кого эта штука была установлена.
Вот, значит, каким образом все у нас там исчезло буквально на глазах. А мы-то воображали, что надежно застрахованы!
Закончив, я выключил машину и немного посидел, стараясь поаккуратнее уложить все в памяти, одновременно принимая меры, чтобы как можно меньше попало в распоряжение подсознания: не хотелось, чтобы об этой информации в Институте – и не только в нем – начали судачить еще до того, как там окажусь я сам.
Наконец и с этим я справился.
Сейчас искать в кабинете больше ничего уже не приходилось. Но он был не единственным помещением, которое меня тут интересовало. И даже не главным, пусть и с учетом новой информации. Впрочем, пока мне было трудно судить, в какой мере она на самом деле важна. Любопытна – безусловно, а что касается значения – еще посмотрим.
Самым главным в этом доме – как мне сейчас виделось – должна была оказаться спальня. Именно там он заснул, уходя в отрыв. Именно те впечатления были последними для него. И если попытаться там войти в его образ – в той мере, в какой это вообще могло мне удаться, – то именно там я мог бы нащупать самый ощутимый след.
Спальня была пуста. Иного я и не ожидал: чтобы в ней сейчас находился кто-нибудь, нужно было, чтобы ему снилось, что именно сейчас он находится именно в этой спальне. Но это, как я знал из опыта, бывает редко. Так что вряд ли кто-нибудь мог мне помешать.
Я остановился перед монументальной кроватью, в которой могло бы улечься человек, пожалуй, не менее шести. Постоял немного, расслабляясь, стараясь поймать хоть какую-нибудь волну из тех, что всегда остаются, очень медленно затухая, после того, как человек уходит в Пространство Сна. Там, в яви, я наверняка бы засек это излучение, но здесь был все-таки один из множества не реализованных вариантов Груздевой спальни, и потому все эффекты проявлялись намного слабее. Однако мой опыт чего-то стоил! Я продолжал расслабляться, пытаясь искренне представить себя Груздем, собирающимся на покой. Это оказалось трудно: видимо, слишком разными людьми были мы с ним. Придется лечь, занять его место. Может быть, постель сама подскажет…
Я почувствовал, как мгновенно исчезает то, во что я был одет: в ПС чаще всего не приходится тратить время на одевание и раздевание, это очень удобный мир: стоит лишь захотеть и произнести краткую формулу… Откинув покрывало и одеяло, лег. Воображая себя Груздем, отрегулировал дыхание… И в следующее мгновение понял, что я здесь более не один.
Что называется, не везет – так не везет. Надо же было, чтобы его законной супруге именно сейчас привиделся сексуальный сон; ее, впрочем, упрекнуть было не в чем: сон был абсолютно благопристойным, она находилась в собственной постели и я, видимо, в ее восприятии являлся не1 кем иным, как ее собственным мужем – с которым она, как выяснилось, не привыкла стесняться. Даму средних лет, хорошо сохранившуюся и ухоженную, никак не назвать было фригидной, и еще менее – неопытной. Я еще раздумывал, как мне поступить, но на самом деле был уже захвачен в плен – а эмоции наши в ПС проявляются куда сильнее, чем в яви, потому что тело со всеми его недочетами никак не мешает им, все совершается как бы в идеале. Ни о чем более не думая, я вступил в игру, никакие моральные сдержки не действовали: на то, что происходит во сне, этика не распространяется. Похоже, в ПМ Груздь держал свою жену на голодной диете; во всяком случае, сейчас она вела себя так, словно постилась не менее года. Это был шквал, водоворот, я тоже не хотел ударить в грязь – ни лицом, ни чем бы то ни было другим; мы катались по постели, потом поле боя переместилось на ковер. Каждый из нас поочередно оказывался на гребне волны – и обрушивался вниз, короткая передышка – и все начиналось сначала. Все – без единого слова, только со стонами экстаза – я тоже кричал, кажется, – с поцелуями длиной в километр, с полной неразберихой – где кончаюсь я и начинается она, с той простотой и вседозволенностью, какая только во сне и бывает, потому что наяву она просто физически невозможна.
