Иван Афанасьев - Неспособный к белизне
Знал бы занкарец, что "нестандартному мышлению" Юрий был обязан скудным знаниям, почерпнутым из другой, земной, физики.
Высокий незнакомец рассматривал Кондрахина совершенно бесстрастно.
— Юрен? Так тебя зовут? — голос его был сух и деловит, под стать фигуре. — Я намерен сделать тебе предложение. Речь идет об эксперименте или серии экспериментов, для участия в которых требуется молодой, здоровый и выносливый белвед. К тому же умеющий мыслить и быстро принимать решения. Ты ведь до недавнего времени был бойцом погла и, говорят, неплохим?
— Почему был? У меня и сейчас контракт.
— Тем более. Так вот, в случае хорошо проделанной работы, вне зависимости от полученных результатов, я гарантирую тебе занкарское гражданство и высокооплачиваемую работу. Причем, уже сейчас, а не после окончания Университета.
Судя по столь серьезным гарантиям, предлагаемая работа была либо грязной, либо опасной. Вскоре Юрий убедился в этом. Впрочем, он немного ошибся: дело, которым ему предложили заняться, было и грязным, и опасным одновременно. Да к тому же совершенно секретным.
Он вопросительно взглянул на Мун Коола, ища подсказки или поддержки.
Ученый занкарец опустил глаза. Холодок пробежал по спинному хребту Кондрахина. Неприятный холодок, но неразрывно связанный с азартом. Там, где опасность, там и приз — в этом Юрий убеждался не раз.
— Как это повлияет на образ моей жизни и на учебу? — спросил он, глядя в глаза работодателя.
— Повлияет. Но не сразу. Более того, в ближайшее время твой обычный уклад не должен меняться без согласования со мной. А дальше… Сколько времени дать тебе на раздумье?
— Спасибо. Кто-то здесь говорил, что я умею быстро принимать решения. Твоё предложение, ган, меня заинтересовало.
— Мое имя Кван Туум. Я вскоре тебя отыщу.
Сегодняшний учебный день Юрию пришлось честно отработать в лаборатории Мун Коола. Сам же ученый и его высокопоставленный гость надолго задержались в кабинете.
По некоторым, трудно описуемым словами, но вполне определенным признакам можно было понять, что эту пару связывают давние отношения, волею судьбы подвергшиеся значительным метаморфозам. И действительно, Кван Туум некогда был учеником Мун Коола, студентом, а потом аспирантом. Из Университета он быстро и неожиданно для учителя перешел в военное ведомство и, благодаря недюжинным личным качествам, быстро достиг высоких постов. К моменту встречи с Кондрахиным Кван Туум занимал должность, равноценную званию полного генерала, тем не менее оставаясь талантливым ученым. Не будь его деятельность засекреченной, Юрий наверняка встретил бы в журналах массу его интереснейших статей.
— Выпьешь что-нибудь? — спросил Мун Коол.
— Не откажусь. Только не крепкое.
На открытой книжной полке стоял керамический кувшин, из которого Мун Коол разлил по широким чашкам янтарного цвета напиток. Такого понятия, как алкоголизм, на Белведи не существовало, как и самого заболевания, поэтому выпивка на рабочем месте не считалась чем-то предосудительным.
— Да-а, — задумчиво протянул Мун Коол, отпивая из своей чашки, — никогда бы не подумал, что на старости лет стану заниматься тёмной физикой.
— Брось, Мун. Мы с тобой ученые, а не идеологи от науки. Есть факты, которые необходимо объяснить, есть теории, требующие подтверждения.
— Или опровержения, — хмыкнул Мун Коол.
Кван Туум согласно кивнул.
— Опровержение старой теории — это рождение новой. Что-то мне сегодня не нравится твоё состояние духа. Какое нам дело для ярлыков? Прежде всего мы — физики. И патриоты. Или лучше переставить? Ну, чего ты скуксился?
Старый ученый с чашкой в руке прошелся по кабинету. Волосики на его голове совсем выцвели от времени, и Кван Туум впервые понял, насколько стар учитель. Тлен еще не тронул его тело грубой рукой, но уже явственно обозначил свое присутствие. Да, старость причудлива и разборчива. Вот и великий физик перед скорою кончиной стал сентиментален.
— Знаешь, Кван, мне почему-то жаль этого мальчика. Он ведь на самом деле очень способен. Ты даже не представляешь, насколько он меня поразил. Для целой кучи проблем, волновавших меня не один год, он предложил новые подходы…
Генерал-физик подошел к учителю и положил руку на его плечо.
— Эта работа чрезвычайно нужна нашему правительству. Оно не знает об этом, но знаем я и ты. Не сделаем мы, сделают в Гауризе или Хамселле. Не везде руководят слюнтяи, не признающие тёмную физику. И тогда конец всей нашей космической программе, всему Занкару конец. А твой студент… Предложи другого, не менее сметливого, и в то же время, такого же независимого, не связанного родственными узами с элитой республики, физически крепкого — я с удовольствием соглашусь. Мне тоже жаль Юрена, хотя вовсе не обязательно, что именно он погибнет. Да, и кто вообще сказал, что кому-то обязательно суждено погибнуть? Пойми, — он доверительно наклонился к плечу Мун Коона, — нельзя мне брать занкарца. Они же все — чьи-то сынки. Случись что, ору не оберешься. А это чужак, дикарь, он и сам-то своего происхождения не знает. Повезет — получит от жизни всё сполна, чего и нам с тобой не снилось.
— Мне почему-то кажется, что он всё понял, — глухо и не совсем уверенно отозвался Мун Коол.
Юрий вернулся домой позже обычного, напрасно прождав Кван Туума в университетской лаборатории. К обычаям белведов привыкнуть не просто, хоть и были они предельно просты: сказано — сделано. Это на Земле тебя бы напичкали секретными инструкциями, заставив подписать не одну расписку о неразглашении того, чего ты и сам пока не знаешь. На Белведи всё иначе: устное согласие и есть расписка, скрепленная самой что ни на есть кровью. Кван Туум просто счёл разговор законченным. Он появится, когда пробьёт час, установленный им.
Зато Кэита Рут ждала и дождалась своего мужчину, своего хозяина… Едва Юрий вошел в дом с двумя тяжелыми сумками с продуктами в дом, белведка кинулась ему на шею. Она осыпала Кондрахина градом поцелуев, чистосердечно принимая их за обычай аборигенов Островов Ледника. Эти нескромные обычаи пришлись ей по душе.
— Я заждалась, любимый. Тебя так долго не было…
Поначалу Юрий намеревался грубовато отшутиться, как он это делал всегда. Но на этот раз он позволил Кэите задержаться в своих объятиях дольше обычного. То ли чувство вины, то ли неизбежная предстоящая разлука, усмирили героя. Давно позабытое чувство жалости шевельнулось в его ожесточенной душе.
В чём виновата Кэита Рут? В том, что она женщина, хоть и белведка? В том, что она прикипела к земному человеку, сама о том не подозревая? Если и называть кого-то виноватым, то только его, Кондрахина. В этом мире он — незваный гость, присвоивший себе право решать, как и что нужно. Пусть во имя Вселенной, что по сути своей несоизмеримо с маленькими проблемами маленькой планеты, тем более, судьбой маленькой обитательницы маленькой планеты. Однако, маленькие не менее больших имеют право жить и самим выбирать свою судьбу.
