Борис Тараканов - Кольцо времени
– Понятия не имею... Для тоннелей и мостов это редкость, – ответил Бондарь и, щелкнув выключателем у двери, погрузил купе в синеватую полутьму. Все вплотную приблизились к окну. Тоннель освещался слабым рассеянным светом.
– Признаться, не самое уютное место во Вселенной... – нарушил молчание Стас.
– Не удивляюсь, что у них здесь поезда пропадают.
– А разве «поезд-призрак» пропал в этом тоннеле? – по Вовкиному лицу явно читалось, что он боится.
– Нет, что ты... – поспешил успокоить его Бондарь.
Тамара уже успела поправить прическу после падения на Юру и теперь внимательно вглядывалась в полумрак за окном. Бондарь встал рядом.
– Тот тоннель был разрушен немецкой авиабомбой. После войны в этой части Ломбардии было прорублено несколько новых тоннелей. Это один из них. Но проходит он как раз в тех самых местах.... Не бойтесь, молодой человек, – Бондарь улыбнулся, – бомбы крайне редко падают в уже готовую воронку. И в прямом, и в переносном смысле.
Вовка вздохнул и тоже стал смотреть в окно. Встречное рельсовое полотно внутри тускло освещенного тоннеля прорезалось непонятной короткой развязкой, ведущей, как казалось, в никуда.
– Наверное, свод измазан сажей от паровозов, проходивших здесь десятки лет назад, – хрипло сказал Юра. Он еще не полностью прокашлялся от съеденного «в два горла» сыра.
Стас тем временем пытался рассмотреть знаки на стенах.
– Обратите внимание, наряду с призывами «Viva Duce!» попадается явная каббалистика, – он указал на несколько непонятных знаков в нижней части стены.
– Да, каббалистика... – ответил Бондарь, вглядываясь в окно. – И гематрия. Если не считать, что вон та, перечеркнутая зигзагом восьмиугольная звезда к каббалистике отношения не имеет.
– Удивляюсь, как их умудряются наносить... – задумчиво произнес Стас.
– Да пока мы тут стоим – можно весь тоннель изрисовать, – хладнокровно высказался Вовка.
Все посмотрели на него.
– Если метров через двадцать будет написано «Спартак – чемпион» или «Голосуй, или проиграешь», я не удивлюсь, – сказала Тамара. Она хотела добавить что-то еще, но в этот момент вагон вздрогнул. Поезд мягко взял с места, и стена тоннеля стала сдвигаться влево. Все облегченно вздохнули.
Набрав скорость, поезд вырвался из темного тоннеля, и от красоты открывшегося пейзажа у Вовки захватило дух.
– Кла-асс!... – выдохнул он. Тамара и Стас пододвинулись к окну еще ближе. Пейзажи за окном сменяли друг друга, словно слайды. Мрачные горные галереи чередовались с легкими мостами, которые стрелой пронзали маленькие живописные городки и горные деревеньки. Кое-где эти мосты проходили буквально в нескольких метрах от верхних ярусов колоколен уютных церквушек.
– Итальянская железная дорога вообще довольно своеобразна, – нарушил общее восторженное молчание Бондарь.
– Трудно с этим не согласиться... – ответила ему Тамара, восхищенно глядя в окно.
– Представьте себе, Тамарочка, сквозь шпалы заброшенного железнодорожного полотна здесь часто прорастают маки, дикие тюльпаны и вот такие ромашки. – Бондарь шаром сомкнул ладони, чтобы показать, какие именно ромашки прорастают сквозь шпалы железных дорог Италии.
– Какая прелесть... – вздохнула Тамара. – Я вообще люблю железную дорогу. Сама не знаю почему...
– Мне всегда казалось, – задумчиво начал Стас, глядя на показавшуюся за окном густую рельсовую развязку вокзала в Генуе, которую в этот момент проезжал поезд, – что железная дорога – это некая проекция человеческих судеб.
– Безусловно, – согласился Бондарь.
– Вот смотрите, – Стас указал на путаницу рельсов за окном, – вон идет путь. Допустим, это одна человеческая судьба. Другие пути – другие судьбы. Вот две судьбы идут рядом, потом сходятся на какой-то случайной стрелке и некоторое время они идут вместе, один в другом. Но вот второй путь решил отделиться, он уходит в сторону. А там...
– А там – тупик, – тихо произнесла Тамара, глядя на полосатый баннер поносящегося мимо тупика.
– Вот именно... – продолжал Стас. – А тот, первый путь, продолжается – он сливается с другими, врывается в хитросплетения чьих-то судеб на узловых развязках, потом опять остается в одноколейном одиночестве. Или в паре – кому как повезет...
– Вы как хотите, друзья мои, но эти пейзажи навеяли мне жгучее желание послушать итальянскую оперу. – С этими словами Бондарь достал из сумки портативный CD-плеер. – Никто не желает присоседиться ко второй паре наушников?
– Я хочу! – воскликнул Вовка.
– Куда тебе! Это тебе не «Скутер» и не Земфира! – наперебой закричали Юра и Стас.
– Не мешайте ребенку приобщаться к шедеврам мировой культуры, – объявила Тамара, и Вовка радостно нацепил наушники на голову.
Бондарь аккуратно вставил в плеер диск, на котором уместились фрагменты оперы с труднопроизносимым названием «Навуходоносор», и нажал «play». В наушниках возникли сладкозвучные гармонии раннего Верди. Живописные цветущие равнины за окном сменялись зелеными холмами. В наушниках томные арии и дуэты чередовались с хорами, – когда спокойными и торжественными, когда порывистыми и страстными, но одинаково ласкающими и слух, и душу. Бондарь прикрыл глаза, а Вовка поймал себя на мысли, что получает от услышанного определенное удовольствие. Юра и Стас уткнулись в купленный на лотке в Милане косноязычный путеводитель на русском языке и регулярно похохатывали. Путеводитель носил гордое название: «Пиза. Ее история и кулЮтура». Собственно, эта самая «кулЮтура» и была последним аргументом в споре «купить – не купить» между Тамарой и Стасом: Стас при этом называл себя коллекционером всяческих курьезов, а Тамара уверяла, что она, как филолог, считает, что над ними просто издеваются. «Ух, ты моя кулЮтурная!», – завершил дискуссию Стас, и путеводитель благополучно перекочевал с лотка в его сумку.
– Ладно, мальчишки, я подремлю немного... – Тамара слегка откинулась на своем кресле и закрыла глаза.
Юра поймал себя на том, что поглядывает на нее чаще, чем это позволяют правила приличия, но бороться с собой не стал. Кроме нежных чувств, которые он испытывал при каждом взгляде на Тамару, сейчас Юра получал еще и эстетическое удовольствие просто от созерцания красивой женщины.
Время мягко перетекало из одной минуты в другую с неизменным равнодушием вечности. Поезд плавно остановился. Через некоторое время Бондарь приоткрыл осоловелые глаза, взглянул в окно, и вдруг заорал дурным голосом:
– П-и-и-за-а-а-а!
Все испуганно подскочили. Тамара спросонья не сразу сориентировалась и, резко поднявшись на ноги, крепко встретилась лбом с наклонившимся за упавшим путеводителем Юрой.
