Роберт Шекли - Старые добрые времена (сборник)
– Итак, в чем дело? – спросил Эбен Такиса, бессменного своего партнера, медленно приближавшегося к нему на восьми клешнях.
– У нас неприятность, – ответил тот.
Крабоподобные существа, как Такис, хотя и необычайно умны, однако не наделены речью. У них нет ни гортани, ни голосовых связок, ни мягкого нёба и языка. Но для того чтобы общаться с торговыми партнерами с других планет, они тоже должны были научиться говорить. Поэтому Эбен сделал для Такиса особое устройство. Имея множество подвижных ресничек и чешуек на подбрюшье, Такис научился слагать с их помощью слова, а благодаря чудесам электроники через озвучивающий приборчик, закрепленный на спине, мог произносить их.
– Эти чертовы жуки, – промолвил Такис. – Они вздумали линять.
На Альдебаране-24 Эбену удалось приобрести удачную новинку. Это было семейство редких высокоразумных жуков красно-золотистой окраски, у которых была неостановимая тяга к путешествиям в самые далекие уголки Вселенной и жадный интерес ко всему. Они жили семьями по пятьсот особей, каждая в отдельном инсектарии.
У этих жуков был свой особый эстетический ритуал. В определенное время суток, поднявшись в воздух, они начинали менять свой цвет и в полете строились так, что напоминали разноцветную мозаику меняющихся рисунков, похожую на терракотовую мозаику древних времен. Эбен случайно открыл их способность воспроизводить увиденное, когда они скопировали показанную им «Мону Лизу» Леонардо да Винчи. Эбен понял, какой колоссальный успех будет иметь на Земле его новинка и сколько прибыли она принесет. А сами жуки с их любопытством пополнят богатым материалом свою книгу «Вселенная глазами жука».
К сожалению, несмотря на высокоразвитый ум, жукам не пришло в голову предупредить Эбена, что через каждые три месяца у них наступает период линьки. В это время их яркие цвета гаснут и они становятся, как сейчас, серыми, похожими на улиток или болотную гниль.
Провинившиеся жуки теперь послушно сидели в стеклянных, специально для них заказанных ящиках, грызли морковку, свою единственную еду, и ждали, когда к ним снова вернется яркая окраска.
Эбен даже подумывал об использовании жуков в их нынешнем неприглядном виде, чтобы создать пугающие зрителей картины ночных кошмаров, но девяносто дней – слишком короткий срок для осуществления серьезных планов. С жуками в линьке придется повременить. Покой им полезен. А как Эбену и Такису прожить это время без денег? Вот вопрос. Надо платить ренту, налоги, да и само пребывание в Саммерленде удовольствие не из дешевых.
– Может, это наш шанс, Эбен, – предположил Такис, протягивая ему письмо. – Оно пришло только что и при весьма таинственных, я бы сказал, обстоятельствах. Письмо от Дерринджера. Я всегда думал, что этот парень далеко пойдет.
Такис произносил слова с легким шотландским акцентом, поскольку был деловым партнером Оуэна Макинтайра, известного торговца из Глазго, прежде чем Эбен нашел его в каком-то дешевом баре в созвездии Рыб-II.
– Он пишет о деловом предложении, сулящем неплохую выгоду. Мне кажется, мы должны немедленно дать согласие. Жуки будут линять еще целую неделю, а в других делах нам ничего не светит.
Крабообразный партнер Эбена временами бывал чересчур импульсивным, однако сейчас он, кажется, говорил дело.
Но не линька жуков и не общий застой в работе заставили Эбена принять предложение Дерринджера. Причиной было даже не знакомое человеку желание сменить на время надоевшую монотонную повседневность бизнеса на что-то иное. Среди черт, составлявших истинную сущность Эбена, была одна и довольно сильная черта, делавшая его человеком действий, тем, кто всегда предпочитает неизвестность и авантюру скучной рутине подсчетов выгод и потерь от купли-продажи.
Еще одной чертой характера Эбена, получившей неожиданное развитие под влиянием мировоззрения его торговых партнеров, было отношение к прибыли, как к восхитительному чувству уверенности и дерзаний. Эти две его сути – поиски неизвестного и стремление ощущать некую материальную стабильность – боролись в нем с переменным успехом.
Сейчас в Эбене победил дух авантюризма.
– О'кей, я согласен, – сказал он Такису. – Готовим корабль – и прочь отсюда. Дерринджер, может, понимает, а может, и нет, что он там задумал, но по крайней мере это какое-то дело.
Они быстро свернули тент, отключили воду, убрали шланги и электропровода, а после полудня стартовали, попросив менеджера парковки пересылать почту по новому адресу.
Глава 72
В бесконечном течении времени, последовавшем за тем, которое практически было потрачено напрасно, Дерринджер продолжал каждые две минуты ставить роковой рычажок на свое место. Случалось ли это ночью или днем, во сне или на яву, под немеркнущим сиянием ламп дневного света. Он получал свои гамбургеры – дело, казалось бы, не заслуживающее упоминания, однако он так не считал, – и вел пустопорожние беседы с Горлоком. Так все и шло. Каждая минута Дерринджера была отдана идиотскому, но совершенно неизбежному занятию, пока вдруг в один прекрасный день он не услышал какой-то шум у входа и, подняв голову, не прислушался к нему.
– Говорю вам, туда не разрешается входить!
– А я вам говорю, что войду.
Один из споривших был Горлок, помощник помощника начальника станции. Голос другого с легким кардассианским акцентом показался знакомым… Неужели это… Эбен?
– Подержи-ка его здесь, – велел Эбен Такису, – а если будет сопротивляться, ущипни большой клешней.
Такис кивнул и, подняв клешню, угрожающе провел ею под носом у помпома. Клешня действительно была огромной и могла кого угодно напугать, тем более что она стала красного цвета, ибо при мысли о Большом Щипке Такиса бросало в жар.
Подобное желание было естественным для семейства крабообразных, а поскольку Такис так долго подавлял его в себе, то представившийся случай грех было упустить.
– Не трогайте меня, – взмолился Горлок, пятясь назад под защиту стены. – Вам нет необходимости удерживать меня. Насколько я понимаю, вам всего лишь надо пройти туда?
Эбен, не отвечая, толкнул дверь и вошел в машинный зал.
– Дерринджер, ты здесь? – спросил Эбен и тут же сам увидел его, сидящего на маленьком стуле и склонившегося к машине так, как склоняется доярка к корове во время доения. Правая рука Дерринджера была где-то глубоко в чреве машины.
– Дерринджер, отзовись! Что с тобой случилось?
Эбен встревоженно приподнял голову друга и осторожно держал ее в руках, пока наконец тот не открыл глаза и не пробормотал:
– Должен передвинуть рычаг… – Рука Дерринджера дернулась, подчиняясь сигналу слабеющей воли.
