Андрей Марченко - Империум. Антология к 400-летию Дома Романовых
– Лучше?..
– Военный прибор только зашвыривает что-то из настоящего в будущее. «Протос», как вы помните, был возвращен назад.
Делать было нечего, и по скрипучей пожарной лестнице спустились на землю.
– Так, выходит, вы – будущий царь?..
– Возможно.
– А монета?
– Я сам не знаю, откуда она…
– А как же Павел?
– Ай… – отмахнулся Сургучев. – Узнаете в свое время…
Они ступили на мостовую и тут же едва не попали под колеса лихача, обдавшего пешеходов густым бензиновым запахом.
– Нет уж, я сейчас же звоню городничему. Вам небезопасно ходить так по городу.
– Прошу вас, дайте время хоть до утра. Утром прибудет мой брат. Я откроюсь сам.
– Да вы подумайте! Где мы, а где завтра! – вскипел Окаянчик. – Да вас тут до утра убьют три раза! Слушайте, я знаю, что запрещено через прибор Лессингера вникать в жизнь августейшего семейства. Но обстоятельства особые! Чего проще: взять прибор и посмотреть сквозь него – в кого и откуда стреляли. После попросить будущую жертву стать на сажень влево или вправо. Вытащить убийцу.
– На меня покушались дважды. На отца в войну – семь раз. Тут если создать прецедент…
– А на брата?
– Что «на брата»? – не сразу понял Сургучев.
– На брата сколько раз покушались? На Павла?
– Ни разу…
Утром, без четверти девять, как и ожидалось, над летным полем за городом завис огромный дирижабль «Генерал от инфантерии Михаил Дмитриевич Скобелев». Из гондолы сбросили канаты. Их закрепили в барабаны лебедок, и моторы, заревев, мягко притянули огромное воздушное тело к земле. На поле сошел цесаревич Павел с семьей. Их встречали лучшие люди города во главе с городничим, и вскоре открытое ландо везло их в город.
В гостинице «Континенталь» они заняли верхний этаж. На лестницах и у дверей появился караул. Во дворе стали блиндированные авто. На улице, на каждом углу появилось по полицейскому. Они подозрительно глядели на зевак, но вели себя учтиво.
В три часа пополудни в управе городничий дал разорительный то ли поздний обед, то ли ранний ужин.
Городничий полагал, что неожиданность – лучшее средство для безопасности, поэтому об угощении никто в городе не знал до последней минуты. Полицмейстер был в ярости и, взметнув тревогой подопечных, нагнал столько полицейских, что весь бульвар стал синим от полицейских мундиров.
Еще полицмейстер был зол на Окаянчика за то, что тот о появлении великого князя доложил напрямую городничему, и тайно намеревался стереть подчиненного при случае в порошок. Однако отказался от такого намерения, узнав, что коллежский секретарь получил приглашение на обед. Не вышло бы хуже.
Приглашение получил и телеграфист. От этого он впал в панику и даже подумывал сбежать из города, но сгреб себя в кулак и всё же пошел. В застегнутом на все пуговки вицмундире было жарко и тесно. Девушки на выданье с любопытством глядели на невесть откуда взявшегося молодого человека.
– А мне что говорить, когда спросят, как я сюда попал? – спросил Окаянчик у Сургучева.
– Скажите, что некогда довелось служить вместе, – ответил тот. – В свое время меня помотало по стране.
В то время как Георгий, находясь преимущественно в Краснодаре, был символом Белого дела, оба его сына воевали. Павел служил во флоте, а Константин в чине подполковника командовал отрядом бронепоездов. Исколесил всю Украину, где и набрался симпатии к местному населению. После участвовал во взятии Москвы, в боях был дважды ранен.
Было много военных. Среди них оказался и мичман, недавно подвозивший Сургучева. Узнав недавнего попутчика в великом князе Константине, он изрядно стушевался и покраснел.
– Вы? – удивился мичман.
– Вы? – ответно удивился Сургучев. – Как вы тут очутились?
Ангельский чин мичмана отнюдь не открывал двери подобных празднеств.
– Я пришел с отцом, – зарделся мичман еще более. – Он купец первой гильдии…
И постарался тут же сменить тему, однако едва ли удачно.
– Как остроумно вы пошутили про то, что вы октябрист! – сказал он.
– А я и не шутил.
Мичман напрягся, вспоминая, что же он еще наговорил в дороге, но Сургучев пресек раздумья. Порывшись в карманах, он достал и протянул неприметный светло-коричневый камень.
– Возьмите.
– Что это? – спросил мичман.
– Пару лет назад в Астраханской губернии упал метеоритный дождь. Я был в экспедиции, разумеется incognito. Один осколок я оставил себе на память. Думаю, наука от этого пострадает незначительно. Теперь я отдаю его вам.
– Он дорогой?
– Говорят, на вес золота.
Мичман смотрел недоверчиво.
– Вы, верно, полагаете, что я хочу им купить ваше расположение, – сказал Сургучев. – Отнюдь. Я даю, но не дарю его. Потрудитесь-ка вернуть его обратно – на небо.
Началась официальная часть. Цесаревичу дарили всяческие курьезные пустяки, в городе изготовленные: ажурную чугунную трость, огромный пирог, выпеченный нарочно к его приезду. Ответно цесаревич известил о своем новом даре городу – учреждение ремесленной школы.
Пока шел обмен дарами, Окаянчик прощупывал взглядом толпу. На таких обедах, как на свадьбах, порой появлялись какие-то посторонние люди. Всякий, законно присутствующий, полагал, что этого гостя пригласил кто-то иной, не он. Однако же визитер был ничьим, залетным.
Окаянчик заметил одинокого подполковника в пестром мундире дроздовца. Его лицо искажали шрамы, но делали не уродливым, а скорей наоборот. Он был еще совсем не стар, однако волосы серебрила седина. Грудь его украшали два ордена Святого Георгия, орден Святой Анны в петлице с мечами, а также орден за поход Яссы – Дон. Еще один орден – Святой Анны четвертой степени украшал темляк сабли.
Коллежскому секретарю пришлось потратить время, чтоб узнать, кто это. К его удивлению, лучше всех осведомлен оказался мичман.
– Как? А вы не знаете? Это же подполковник Гипотенузов. Мой кумир! Лучший русский стрелок Великой войны. Двести девятнадцать убитых германцев. Из них – семьдесят два офицера и семь вражеских снайперов. А уж большевиков он накосил – на целый погост. Еще было выпущено пять открыток с ним. Разве не видели?
Пропаганды и агитации ради в те времена издавалось множество, и запомнить хоть что-то не представлялось возможным.
– Я, кажется, нашел вашего убийцу, – сказал Окаянчик, подойдя к Сургучеву.
– Какого убийцу?
– Того, кто вчера ночью стрелял в вас завтрашнего! В вас или вашего брата. Вам известен подполковник Гипотенузов?
– Что-то слышал. Забавная фамилия, запоминающаяся.
Это было так. В круговерти Февральского восстания, большевистских и прочих мятежей документы легко терялись, и этим многие пользовались, меняя фамилии на иные, порой более благополучные, иногда наоборот, на невзрачные, незаметные, как потертый пиджак. Изредка кто-то облагораживал свою фамилию, добавляя какую-то пикантную приставку.
