Борис Батыршин - Третий Меморандум
Вот ведь дурак е… вый! Отомстил, называется! «Повешусь у соседа на воротах, чтобы к нему милиция приехала». Сегодня поймал себя при беседе с Жуковым на мысли: знает, не знает? Так нельзя. У Стася, вон, каждую дискотеку – новая. Попросить что ли, чтобы Анечку тоже охмурил?..
Малян сегодня изучал колонию с видом инспектора, присланного от Хозяев. В столовой: хлебнет суп – и замрет, прислушиваясь к ощущениям.
Кстати, Анечка в порыве откровенности что-то там рассказывала о былой влюбленности в Маляна. Через кого бы ему намекнуть, что лучший способ подпортить координатору в его злобных тоталитарных планах – это увести у него любовницу?
Я уже писал о допотопной приставке, которую Маркелов, Бобровский и радиогруппа соорудили для Новомосковской рации, чтобы хоть как-то улучшить качество связи. Вчера в виде поощрения пятерым особо отличившимся установили на неделю доппаек. Вот такие у нас награды пока… Вернее, четырем действительно отличившимся, и Глухачеву. Информатора своего я поддержал, но осторожненько. Пока получается, что он – мой личный осведомитель, я ему ни жалованья, ничего не могу положить… в последнее время он заглох.»
XVIII
Сами смерти в лицо мы взглянуть
Не смогли,
Нам глаза завязали и к ней подвели…
А. Стругацкий, пер. с японскогоБарказ усыпляюще покачивался, еле слышно скрипела мачта. Сквозь прозрачную дымку, заволокшую небо, звезды были не видны, однако просвечивали расплывчатые желтоватые пятна лун. От них было светло, на спокойной воде перекрещивались и лениво рябили отблески. Рядом, метрах в ста, неясной черной громадой высились холмы Дикого Берега. Ближе подходить было опасно: под утро должен был начаться отлив, а кроме того, на берегу этом обитали сосланные панки. Коптящая свеча, упрятанная в фонарик на корме, тускло освещала груды рыбы, двух рыбаков, спавших, зарывшись в сети и какое-то тряпьё, якорный канат, уходивший в воду, и вахтенного на носу. Вахтенный тоже дремал, плотно закутавшись в штормовку. На борту красной масляной краской было не очень ровно выведено: «Броненосец Потемкин».
«Броненосец» увлекся ловом на обширных мелководных пространствах близ западной части Дикого Берега; экипаж битых три часа возился с огромным, почти два метра в диаметре, камбалоподобным существом и не заметил наступления ночи. Решено было домой не возвращаться, а переночевать на месте, о чем и послали соответствующую радиограмму Крайновскому.
На еле заметной кромке, отделявшей море от неба, туман начал сгущаться, голубовато фосфоресцируя – незаметно для нерадивого наблюдателя, на уровне оттенков полутьмы, бесшумно. Светящаяся полоска как бы отлипла от горизонта, приблизилась, обрела вид туманного полумесяца, горящего все более и более четким, но мягким светом – и охватила барказ…
Вахтенный выпал из полудрёмы от того, что в груди запершило. Он открыл глаза: легкое голубоватое сияние окутывало барказ. Оно было гуще всего у самых бортов и у мачты, как бы растекаясь светящейся жидкостью; но ярче всего светилась рыба. Плоские облачка света зависли над лицами других рыбаков. Лица были голубые, как в кошмарном сне, из перекошенных ртов неслись хрипы; ребята корчились, но почему-то не просыпались. Вахтенный почувствовал, что легкие начинают гореть, задержал дыхание, вскочил – к горлу подступила тошнота. Тут он заметил, что вокруг фонаря осталось свободное от свечения пространство – загадочный туман избегал огня. Рыбак принялся лихорадочно терзать мотор, который имелся на каждом барказе, но не использовался из соображений экономии топлива; задыхаясь, проковылял на корму, схватил фонарь, жадно подышал стеариновым, но не обжигающим лёгкие воздухом, зажег запасной кусок парусины, начал размахивать им над головой.
Легкие жгло все сильнее. Его вырвало, на секунду полегчало. Парень сумел-таки завести мотор, зажег основной стаксель, но тут перед глазами все поплыло, и он повалился на груду рыбы. Голубоватое марево отступало от языков пламени, плясавших по парусине, а когда барказ вылетел на пологий песчаный берег, пронзительно скребя днищем, и вовсе отстало, осталось стоять над водой колышущейся туманной лентой…
••••••••••••…На их лица было неприятно смотреть, они были словно изъедены мелкой коростой, искусаны муравьями. Видимо, из язвочек поглубже проступала кровь; сейчас она засохла буроватыми точками.
Их было двое, и сейчас они спали, после того как Родион вкатил им лошадиные дозы пенициллина и снотворного. Третьему все это было уже не нужно. Третий, рыбак Владимир Омелюшкин, лежал в ординаторской мертвый, под белой простыней.
Казаков выглянул в окно. Корабелы, верфестроители побросали свои дела и столпились в районе причалов, вокруг двух бывших панков. Они привели сюда «Броненосец Потемкин», обнаружив его утром на пляже, в полусотне метров от кромки отлива, они долго сталкивали его в воду. А Омелюшкин тем временем перестал уже хрипеть.
– …какой-то органический яд в виде аэрозоли, – докладывал Родион. У него было измученное лицо, резиновые перчатки он забыл снять и машинально их теребил. – Очевидно, мгновенно поражает трахейную систему, человек по-другому устроен, чем здешние…
На кушетках сидели и слушали консулы, кого удалось собрать: Танеев, Маркелов, Крапивко, Шамаев, Левченко…
– Лица, видимо, изъедены чем-то вроде желудочного сока. Анализ я еще не проводил. Короче, вывод: барказ атаковало нечто вроде воздушного планктона. Микроскопические существа, живущие большой колонией, парящие в воздухе и отыскивающие жертвы, видимо, в приливной зоне. Я изучу судно. Там могли остаться неопалённые особи…
Наступило молчание. Казаков дернул щекой.
– Резюме не будет, – сказал он жестко. – Мстить тут некому. Все выводы сделает руководство флота. Вашей растерянности я не понимаю – за последние месяцы умерли сто с лишним хиппи; побеседуйте с добровольцами, они в день хоронили по пять человек! Это – первый из нас, верно. Но – не последний! Мы на чужой планете. На его месте мог быть любой из нас, и в панику впадать по такому поводу нечего. Если вы думали, что мы пройдем по Теллуру под гром фанфар, мне жаль вас!
«Железный канцлер», – пробормотал Леонид. Казаков пожал плечами.
– Николай, – сказал он Маркелову. – Выдели приличного столяра, пусть…. Ну, гроб сколотит, что ли… И завтра с утра еще четверых, могилу выкопать. – Он поморщился. – Впрочем, вечером все обговорим.
Консулы тихо разошлись. Координатор, видимо, был прав, но все же казалось каждому, что и в чем-то виноват. За дверью Крапивко поймал Казакова за рукав.
