В. Дж. Стюарт - Запрещённая планета
Она запнулась, но все-таки заставила себя продолжать:
— Я... я испугалась. Он не узнал меня. Он кричал, что боится уснуть из-за каких-то страшных кошмаров, которые ему снились... Он возненавидел... вас и все повторял ваше имя. И... имя Джона...
Она слегка покраснела и молчала несколько секунд.
— Он не узнавал меня,— снова повторяла она.— Он совсем меня не узнавал. И даже... даже пытался... ударить!
Я подумал, что сейчас последует поток слез, но девушка поборола себя. Право, она все больше нравилась мне. Взяв стакан, она сделала еще один глоток, потом посмотрела на меня, и я прочел в ее взгляде тот самый вопрос, которого больше всего боялся. Вопрос этот был наполнен страхом.
— Но... но почему вы пришли? — спросила она.— Что-нибудь случилось?.. Что-нибудь случилось... с Джоном?
Я поспешил ответить:
— Все в порядке, Алтайра. С ним ничего не случилось. Он превосходно себя чувствует. Я пришел сюда, чтобы позаботиться о вас и вашем отце.
— Но почему именно сейчас?— допытывалась она.— Почему именно так, среди ночи?.. Все-таки что-то должно было случиться.
И я вынужден был рассказать ей. Конечно, я не вдавался в подробности. Сказал только, что на корабль было совершено нападение и один человек был убит. Я говорил, что мы не видели нападающих и даже не представляем себе, как они выглядели. Мы решили, что раз где-то находится какое-то таинственное существо, а ее отец болен, то кто-то должен быть около нее... Адамс сам хотел прийти, говорил я, но вынужден был остаться со своей командой.
Она сидела в кресле, слушала меня серьезно и печально, глядя на меня своими огромными голубыми глазами. Я сделал вывод, что это были не только прекрасные глаза. Это были глаза умные.
Она ничего не ответила, когда я кончил, и молча обдумывала сказанное. Она больше не казалась мне ребенком, а выглядела теперь взрослой и серьезной женщиной.
Почему-то мне не понравилось ее молчание, и я задал вопрос, который уже не давал мне покоя. Я спросил:
— Алтайра! Не упоминал ли когда-нибудь ваш отец о какой-то опасности для вас от... от..:— Я не смог найти нужных слов и оборвал фразу.
— Он рассказывал мне об ужасных вещах,— отвечала ока,— которые произошли, когда все люди были убиты. Те, которые пришли с Земли вместе с ним и с моей матерью. Он говорил, что поэтому-то они с Робби и сделали снаружи дома эти ставни. Он рассказывал, что существует что-то такое, что ненавидит тех, кто хочет уйти отсюда и рассказать о тайнах этой планеты.
С минуту она молчала, раздумывая.
— Но он говорил также, что это не касается его самого или моей матери, потому что они не хотят отсюда уходить...
Я был растроган. Морбиус, которого я и раньше не подозревал во лжи, хотя многие обстоятельства заставляли подозревать его в этом, оказывается, рассказал своему ребенку то же, что и нам.
Вдруг Алтайра выпрямилась в кресле, как стрела, прижала руку ко рту, глаза ее потемнели.
— О!— воскликнула она.— Вы думаете... Вы считаете... что это МОЯ ВИНА? Потому что... я не хочу больше здесь оставаться? Потому что я хочу уйти с Джоном?
— Конечно, нет!— быстро ответил я.— Если бы это была ваша вина, то вы бы и были единственной, кто бы оказался в беде. Разве вы не понимаете этого, девочка?
Не знаю, говорил ли я в этот момент то, что думал. Пожалуй, что все-таки я так и думал. Во всяком случае, мои слова подействовали. Выражение ужаса на ее лице исчезло, и она вдруг доверчиво сказала:
— Мне кажется, что вы очень хороший. Вы... вы мне нравитесь. Вы чувствуете почти также, как и мой отец, но в то же время и... не совсем так.
Я ничего не ответил, а только улыбнулся ей. Может быть, это было глупо, но я почувствовал себя ужасно гордым. Потом она заговорила уже совсем другим тоном:
— Вы... вы друг Адамса, не правда ли? — И когда я утвердительно кивнул, она добавила: — Значит, вы понимаете то... то, что случилось с нами? Со мной и Джоном?
— Да, Алтайра,— ответил я.— Понимаю.
— Это... этo так странно,— продолжала она,— Я больше не принадлежу себе. Или отцу. Я ничего не понимаю. Это так прекрасно, но и в то же время заставляет страдать. И почему-то пугает...
Что-то детское опять появилось в ее лице, когда она посмотрела на меня своими голубыми глазами.
— Неужели всем людям знакомо это чувство?— спросила она.—- И вам тоже оно знакомо?
— Оно знакомо счастливым людям, Алтайра, — ответил я.— Мне тоже. Я знаю это чувство немного... А впрочем, может быть, слишком хорошо.
Я удивился: что это со мной? Уж не собираюсь ли я рассказывать этому ребенку о Каролине?
Я сказал:
— Но дело в том, что моя причина чувствовать так... Короче говоря, ее больше нет в живых.
Вряд ли я произнес это с пафосом. Скорее всего я сказал просто, как и нужно было. Ее голубые глаза вдруг смягчились жалостью. Она наклонилась вперед и на минуту положила мне на руку свою теплую ладонь.
Я молчал и смотрел на нее. Мне хотелось решить, заслуживает ли ее Джон Джастинг Адамс? И я пришел к выводу, что заслуживает. Я сказал:
— Позвольте отдать вам должное и заявить, что вы мне тоже нравитесь. И очень. Очень.
Я улыбнулся, вспомнив о том, что уже давно следовало сделать. Я положил руку на пояс Адамса, нащупал выключатель видеофона, нажал его и вытащил проектор, прикрепленный на длинном блестящем проводе.
— Не хотите ли поговорить с Джоном? — спросил я Алтайру — Или даже увидеть его?
Она ничего не ответила, но ей и не надо было отвечать. Для этого было достаточно одного ее взгляда.
Я поднес проектор к лицу и произнес:
— Майор Остроу вызывает командора.— И Адамс почти тотчас же ответил мне.— Докладываю,— сказал я,— что все в порядке. Как дела у вас?
— Ничего нового, доктор. Вездеход благополучно вернулся,— донесся до меня далекий, с металлическим оттенком, слабый, но совершенно чистый голос Адамса.
— Морбиус пытался бороться со снотворным, но я дал ему хесперидол, и теперь опять все хорошо. Правда, есть еще кое-что... и кое-кто...— Я помолчал, потом спросил:— Вы одни?
Адамс, конечно, догадался, в чем дело, потому что сразу ответил:
— Да!
— Подождите минутку,— сказал я и повернул проектор так, чтобы он мог показать ему Алтайру. Потом я отстегнул пояс, надел его на девушку, снова усадил ее в кресло, дал ей в руки проектор и показал, как с ним обращаться.
— Мне нужно взглянуть на своего пациента,— небрежно сказал я и, уже выходя из гостиной, услышал голос Адамса, говорившего что-то Алтайре таким тоном, какого никогда раньше не замечал.
Плотно закрыв за собою дверь, я отправился в комнату Морбиуса. В коридоре неподвижно стоял Робби, но свет, мерцающий за его жалюзи, говорил о том, что он включен.
