Темные числа - Зенкель Маттиас

› …вообще там не должно быть. Спишь? – Не-а. – Значит, если субатомные частицы спонтанно возникли в вакуумном сосуде, они перемещались не в наших четырех измерениях. – Угу-у. – А теперь предположим, что мы на самом деле могли бы их выборочно изымать, переправлять и посылать во времени туда и обратно. Это позволило бы осуществлять и обмен данными, понимаешь? Тончек? Тони?

Спустя пару часов работали только машины для записи копий с пленок. Работники кухни и стойки регистрации знали, где и о чем нужно помалкивать. Напалков храпел в комнате для офицеров так, что слышно было в Сибири, причем без «жучков» и усилителей. Кузьмич закинул руки за голову, потянулся, разминая затекшую спину, шумно зевнул, заглушая метеоризм. Петровский, впрочем, и так бы ничего не заметил. Он лихорадочно стучал по клавиатуре, складывая черно-белые кубики, хотя новый рекорд ему все равно было не поставить – сменщики уже поднимались.

– Валынин, вперед, буди лейтенанта, – крикнул Кузьмич. Над Москвой занимался рассвет, и в 11:01 уже забурлил поток слов:

МСПМ#06

Москва, 30 мая 1985 года

Будильник с грохотом свалился на пол и умолк. Впрочем, без подушки Мирейе уже не лежалось. Стоя под душем, она затянула припев из песни, которую ветер или какие-то другие атмосферные потоки принесли прошлой зимой с противоположных берегов Финского залива. Бангкок Мирейя заменила Москвой, мужчин превратила в женщин и позволила себе другие всевозможные вольности.

Когда она спела две песни и застегнула десять пуговиц, в дверь номера постучали. Пела Мирейя негромко, вряд ли соседи. Она осторожно высунула голову, обернутую тюрбаном из махрового полотенца, в коридор, и в самом деле: там стоял соотечественник с бычьей шеей, который накануне отвозил ее в посольство Кубы. Она никак не могла понять, то ли шофер и гипотетический атташе – одно и то же лицо, то ли они братья-близнецы, то ли просто поразительно похожи. Но сейчас было не время ломать голову, соотечественник потребовал объяснений:

– Я вчера ждал здесь целый вечер, чуть плоскостопие не заработал. Почему вы не были в комнате, как оговорено?

Мирейя решила подстраховаться и ответила кратко:

– После ужина я должна была сообщить комитету Спартакиады информацию о местонахождении нашей сборной.

– В этом не было необходимости, как и в вашем вчерашнем звонке в Гавану. Это бросает тень на посольство. А посол уже все устроил. Вот доверенность: можно забрать из аэропорта багаж Пиньеры.

Мирейя с трудом удержалась от замечания: не позвони она в кубинский Союз спорта, никто бы и не знал, что требуется доверенность. Вмешательство Эспозито означало, что секретарша Зайас то ли что-то перепутала, то ли пошутила. Если Эспозито по распоряжению из Гаваны подготовил такой документ, то он, несомненно, работает на правительство. Бумага с гербом Кубы и всевозможными печатями производила впечатление официальной. Пока Мирейя пробегала глазами казенные фразы, шофер уже сменил тему:

– Кроме того, атташе Эспозито уполномочил меня передать, что сегодня вы можете поехать с ним к послу на дачу. Небольшое неформальное торжество.

Мирейя припомнила, как секретарша Зайас говорила, что посол Сото лечится на Кавказе. Не могла же она опять перепутать. Или это торжество по случаю его возвращения? Шофер пожал плечами и сообщил, что понятия не имеет, о каком лечении она говорит. По крайней мере, он не был столь немногословен, сколь накануне, добавил, что «посол здоров, как молодой бык», и монотонно перечислил еще несколько формальных требований для неформального вечера.

Снова оставшись в одиночестве, Мирейя сняла полотенце и причесалась. Прикалывая на воротник значок кубинской сборной 1981 года, она поранила палец, пришлось застирать пятно крови и надеть субботнюю блузку.

Хотя она нашла сборную Кубы, а пленки Эдуардо с записями стали на несколько шагов ближе, труднопредсказуемые события, которые следовали одно за другим, создавали странную напряженность. У нее было ощущение, что между обыкновенными препятствиями на едва размеченном маршруте таятся дополнительные препоны. Нет, ничего из пережитого за прошедшие дни ее не тревожило, во всяком случае, не больше, чем сравнение статей в газете и личных впечатлений. Разве что ее не покидало неприятное чувство, что вся эта путаница и неопределенность касаются ее слишком близко. В общем, ей, наверное, следовало все взвесить, обдумать, во всем разобраться, но было некогда: зазвонил телефон.

Раздался простуженный голос Хьюго Маватика, тренера сборной Анголы:

– Так жаль, что мы вчера вечером разминулись, но… – в трубке раздалось чихание. Сказав «спасибо» в ответ на «будь здоров», к своему «но» Маватику уже не вернулся. – Не хочешь прогуляться со мной по ВДНХ? – вместо этого спросил он и сразу отмел возможные возражения. – Я там уже был в прошлый раз, но в павильоне «Металлургия» недавно поставили знаменитую блоху, которую подковали кузнецы из Тулы.

– …Если у вас не было возможности полюбоваться оттуда панорамой нашей древней и в то же время такой современной столицы, вы ничего не знаете о Москве, это не просто мегаполис… – доносились слова экскурсовода. Телебашня, о которой он, видимо, рассказывал, почти сливалась с небом. Солнце тускло светило за легкой пеленой облаков, не было ни намека на тень. Над недостроенным павильоном «Легкая промышленность» кружились блеклые стрелы кранов. От позолоченных фигур крестьянок в фонтане «Дружба народов» веяло равнодушием. От бортика фонтана отделился невероятно красивый мужчина. Он направился к Мирейе и начал активно жестикулировать. Мирейя ничего не понимала, и тем увлекательнее было наблюдать за жестами и мимикой и размышлять, отличаются ли русский и испанский жестовые языки. Или это какой-то универсальный язык: глухонемые всех стран, объединяйтесь? Адонис между тем понял, что ошибся. Он попрощался, грациозно махнув рукой, и бросился к женщине, у которой из сумочки торчала греческая газета. На этот раз его поняли с ходу.

Мирейя подождала у входа в стальной павильон № 1 пять минут, потом еще семь. Ей очень хотелось выяснить, по-прежнему ли тренер Анголы непоколебимо, как скала, предан кубинцам и готов ли помочь ей советом, но, наверное, у того не получилось улизнуть от экскурсии. Должно быть, Соваков выступал с очередным докладом, заняв стратегическую позицию у выхода. Решив, что и одна может скоротать время до приезда Шлыкова, Мирейя отправилась бродить по выставке. Главный павильон был обшит листовым алюминием. На задней стенке из этого тускло поблескивающего шахматного узора складывался могучий профиль Ленина. На карте СССР были обозначены все металлургические комбинаты страны, на перегородках изображалась продукция заводов и их филиалов. Встроенные в пол воздушные компрессоры поднимали пробы руды так, что те парили на уровне глаз. Мирейя собралась было поискать смотрителя и выяснить, где находится микроскопический экспонат из Тулы, но тут в павильон вошел Маватику. Тренер ангольской сборной обмотался шарфом поверх ветровки, и, судя по покрасневшему, растертому носу, сморкался в жесткие носовые платки или туалетную бумагу. Он мог бы экипироваться и лучше: насколько Мирейя помнила, он учился в Новосибирске, этим, должно быть, и объясняется его сибирский говор.