Джонатан Летем - Пистолет с музыкой
Я придерживал дверь ногой, чтобы плафон на потолке не гас, но не смотрел на Кэтрин. Я был за миллионы миль от нее. По дороге из "Музы" трещины в простреленном ветровом стекле разбили мое отражение на тысячу частей. Теперь в машине Кэтрин я снова стал единым целым - единым целым, растянутым, выпуклым плексигласом служебной машины, и я смотрел на это растянутое отражение, пока не стал напоминать толстяка из паноптикума. Или Фонеблюма.
- Расскажите, о чем вы думаете, - тихо попросил я немного спустя.
- Мне кажется, через несколько дней они успокоятся, - ответила она. Но на вашем месте я бы до тех пор не высовывалась. Я нашла бы себе другое место или другое имя. Корнфельд ненавидит вас.
- Я так и понял.
- Поймите, нет смысла продолжать. Энгьюина нет, Моргенлендера отослали. Дело закрыто.
- Легко сказать, дело закрыто. Инквизиторская мантра: дело закрыто, дело закрыто...
Она почти рассмеялась.
- Как вам визит в Отдел?
- Кто-то из нас изменился с тех пор. Или я, или Отдел. Я пока не решил, кто именно.
- Мне кажется, вы, - произнесла она.
Я повернул голову и посмотрел на нее. Она сидела боком, и я понял, что она не сводила с меня глаз все это время. Раз повернувшись, я уже не мог не смотреть в ее глаза. Я отпустил дверцу, и плафон погас, решив эту проблему на несколько секунд. Я не решил еще, притягивают ли наши взгляды друг друга. Позже узнаю.
- Вы работали с Корнфельдом, - сказал я. - Вы должны много знать об этом деле.
Мои глаза свыклись с темнотой. Сквозь окна в машину проникал уличный свет, очерчивающий ее шею и подбородок. Я увидел, как вздрогнуло ее горло, когда она обдумывала ответ, но изо рта ее ничего не донеслось. "Кроме, подумал я, - теплого, сладкого тумана, который я несколько минут назад ощущал на своем ухе".
Я вздохнул.
- Ладно, Кэтрин. Смотрите на это так, если, конечно, это не покажется вам слишком смешным: считайте меня совестью Отдела, крошечной частицей совести, которая оторвалась и не остановится, даже если дело закроют, даже если оно станет слегка опасным. Я - ваш шанс, Кэтрин. Снимите груз с души. Расскажите мне все, что знаете о деле. Потом вы можете забыть об этом, забыть даже о том, что рассказали мне это. Вы сможете спать спокойнее.
Мы снова замолчали. Я представил себе маленькие морщинки на ее лбу и напряженный рот. Мне и раньше приходилось произносить эти слова, и, возможно, я и сам в них верил. Так или иначе, мне показалось, что они тронули в ней что-то.
Когда она заговорила, ее голос сделался глубже, словно она говорила под гипнозом.
- Я не против отвечать на ваши вопросы. Сформулируйте только, что именно вы хотите знать.
Я посмотрел на нее, но ее взгляд оставался тверд. Возможно, я продвигался в расследовании ценой того, что ощущалось между нами.
- О'кей, - сказал я. - Первое: в чем обвиняют Энгьюина? Что было в том письме, которое они нашли?
- Я видела письмо только раз. Знаете, до вчерашнего дня я не занималась этим делом. Мне показалось, что Энгьюину нужны были деньги для себя и сестры. Он обвинял Стенханта в моральной нечистоплотности. Энгьюин считал, что защищает интересы сестры и ее ребенка, а когда туда переехала Челеста - и ее тоже. Он обвинял Стенханта в злоупотреблении наркотиками, из-за чего тот, по его мнению, и выгнал жену.
- Я работал на Стенханта. Все было по-другому. Он хотел, чтобы Челеста вернулась.
- Мы полностью убеждены в том, что он встречался в "Бэйвью" с женщиной.
Я покачал головой.
- Он ездил туда шпионить за Челестой. Это у нее был там роман. Поговорите с другим частным инквизитором по имени Уолтер Серфейс. Он говорит, что даже видел один раз того парня. Мейнард Стенхант снимал номер, чтобы следить за ней, Ссора из ревности - лучший мотив, чем те, что вешают на Энгьюина.
- Послушайте, - вздохнула она. - Все, что я могу, - это рассказать вам то, что мы имеем. Ваши сведения не укладываются в версию.
- Так что у вас за версия? Я так и не знаю ее.
- Энгьюин угрожал в письме, что будет преследовать Стенханта. Вот он и поехал за ним в "Бэйвью" и убедился, что тот встречается там с его сестрой. Та это от него скрывала. Однако это случалось и раньше, иначе откуда же у нее ребенок? Энгьюин потерял голову и убил Стенханта. Это объясняет все, в том числе и нежелание Пэнси защищать брата.
Признаюсь, что на миг это ошеломило меня. Это было первое внятное объяснение, которое я слышал, и это включало в себя почти все, что я копил в своей памяти. Я бы даже согласился с этим, если бы не цеплялся так за свою идею, что Челеста, а не Пэнси является матерью башкунчика. И потом, Энгьюин не мог быть убийцей. Он так и не доказал мне этого, но убивать он не умея. Я готов был поручиться за это жизнью. Черт, да я уже поручился.
- А как быть с овцой?
- За исключением отпечатков пальцев Энгьюина, у нас нет на него ничего. Возможно, вы сможете снять с него это обвинение.
- Он напоролся на это случайно и сразу же бросился ко мне, - сказал я и сразу же сообразил, как абсурдно это звучит. - Он не совершал этого, Кэтрин. Поверьте мне. Это так просто.
- Иногда простое и означает правильное. Боже, Меткалф. Что я делаю? Мне надо было вести вас в дом или отпустить - что угодно, только не сидеть здесь и подвергаться вашему идиотскому допросу. - Она нахмурилась. - Не судите меня, ладно? Вы ведете свое следствие, я - свое. Я разрешила вам задавать мне вопросы и только. Не пичкайте меня вашими эксцентричными версиями.
Я отвернулся, злясь на себя. Сам хорош: сижу с двадцатью пятью единицами кармы и разговариваю с инквизитором. Дурак, да и только.
- Извините, - сказал я. - Я постараюсь быть профессиональнее. Что вам известно про парня по имени Фонеблюм?
- Я не знаю такого имени.
Я подумал, не открыть ли мне снова дверцу, чтобы зажегся свет, но не стал этого делать.
- Он по уши в этом деле. Корнфельд точно знает его - упоминание этого имени в его присутствии обошлось мне в двадцать единиц кармы. Мне показалось, что он старался не дать Моргенлендеру узнать что-то.
- Моргенлендер - клоун, - сказала она. - Он взялся за это слишком горячо. Он все время связывался с Центральным Отделом. Рядом с ним все старались помалкивать.
Я положил руки на приборную доску и вспомнил, что они у меня разбиты.
- Моргенлендер считал, что дело не ограничивается этим, - сказал я. Он старался не дать свернуть его.
- Я знаю. Он хорошо поработал до тех пор, пока не подвернулась эта овца.
- Жаль.
- Вам, должно быть, очень жаль.
Я ухмыльнулся.
- Моргенлендер здорово облегчал мне жизнь. Он звал меня длинноносым. Не думаю, что он видел во мне отбросы инквизиции.
Она молчала. Я решил, что она ждет, пока мне надоест спрашивать.
