Мариэтта Шагинян - Месс-Менд, или Янки в Петрограде
Он расставил ширму, загородив свой угол от взоров Кати Ивановны, сбросил пиджак и с наслаждением растянулся на кровати.
"Я сократил ее с самого начала! - думал он не без самодовольства. Пусть-ка попробует теперь завести свою музыку! Интересно знать: неужели все эти беллетристы, воспевающие любовь и красивых женщин, действительно искренни? Я почти уверен, что они подогревают себя мыслями о гонораре".
С этим чисто американским выводом он закрыл глаза и приготовился задремать.
Катя Ивановна, покинутая на своей территории, несколько минут была неподвижна. Два ее крохотных ушка, выглядывавших из-под каштановых локонов, стали пунцовыми. Слова и поведение Морлендера были как раз таковы, чтобы пробудить в ее душе всех фурий ненависти. Стиснув зубы, сжав руки в кулачки, она обозрела умственно весь стратегический план, обдуманный еще на пароходе, потом тряхнула локонами, провела рукой по лицу - и переступила через вражескую границу.
Василов услышал легкие шаги, открыл глаза, и в ту же минуту шелковистые пальчики очутились у самой его щеки. Несносная Катя Ивановна сидела на краю его постели, болтала ножками и как ни в чем не бывало безмятежно глядела на него фиалковыми глазами.
- Что вам угодно? - промолвил он нетерпеливо. - Кажется, я был с вами вполне откровенен.
- О да! - ответила она и засмеялась - точнее, замурлыкала, как флейта на самой своей нежной ноте. - Но, милый Тони, вы ведь не дождались моего ответа. Вы должны выслушать противную сторону...
"Черт ее побери, это вполне логично!" - подумал про себя Василов и натянул одеяло до самого подбородка.
- Да, вы должны меня выслушать, - продолжала она, рассеянно водя рукой по его лицу и старательно разглаживая пальчиком каждую морщинку на его лбу. - Дело в том, что морская болезнь... о, эта проклятая морская болезнь!.. она совершенно переродила и меня. Я сама себя не узнаю. Я виновата перед вами, дорогой, я знаю это... Но больше никогда, никогда...
Катя Ивановна смахнула с ресниц жемчужинку и опустила голову прямехонько на грудь растерявшегося Василова.
- Я чувствую себя такой несчастной, Тони! Вы не должны больше бранить меня. И потом... - Она запнулась.
Василов лежал, волей-неволей вдыхая аромат ее волос и глядя на розовый кончик ее уха.
"Надо сознаться, - думал он про себя, - что среди зоологических особей, именуемых женщинами, она довольно безобидный экземпляр".
- Я могу сказать вам это только совсем на ухо, - продолжала мурлыкать Катя Ивановна. - Дайте мне вашу голову.
Она коснулась губами его уха, выждала минуты две, в течение которых он испытывал состояние, мысленно названное им "довольно сносным", и вдруг прошептала:
- Топи, я, кажется, собираюсь подарить вам бэби.
Черт возьми! Если б ему пустили в ухо гальванический ток, Василов не подпрыгнул бы выше, чем сейчас. Он слетел с кровати, швырнув подушку в одну сторону, одеяло - в другую, и в бешенстве затопал босыми ногами.
- Это черрт, черрт знает что такое! - закричал он с совершенно искаженным лицом. - Я отсылаю вас назад, в Нью-Йорк! Я подам в суд! Оставьте меня в покое!
Катя Ивановна побледнела и подняла руки, словно защищаясь от удара. Губки ее сжались, как цветочные лепестки. Она стояла перед ним олицетворение чистоты, невинности и отчаяния - и глядела на него такими широкими, такими беспомощными глазами, что Василов внезапно умолк, махнул рукой и спасся на другую половину комнаты.
"Что мне делать? - думал он в бешенстве. - Ясно, как день: это настоящая жена Василова... Она не подозревает ничего... И как она ухитрилась, как ухитрилась, несмотря на все ссоры... Гнусная, легкомысленная, преступная женщина! Любить этого пошлого коммуниста!.."
Поток его мыслей делал столь капризные зигзаги, что я был бы, как автор, совершенно сбит с толку, если б это продолжалось долго. К счастью, он резко шагнул к Кате Ивановне и, глядя мимо нее, официальным тоном произнес:
- Я отрицаю, категорически отрицаю, что это мой ребенок! Вы можете делать что хотите. Я умываю руки.
С этими словами он надел башмаки, пиджак, шляпу, посмотрел на часы и вышел, чтобы прогуляться перед домом на Мойка-стрит в ожидании кого-нибудь, кто спас бы его от ненавистного tete-a-tete [с глазу на глаз (франц.)] с Катей Ивановной.
Катя Ивановна поглядела ему вслед с жестокой усмешкой. Она была довольна собой. Она имела решительно все причины быть довольной собой. Он, этот жалкий мальчишка с чудаковатым характером, был слаб, растерян, вспыльчив, нетерпелив, неумен, упрям и неверен, как Иеремия Морлендер. И его было так же легко обернуть вокруг пальца, как старика Вестингауза.
Но довольная собой красавица повела себя с чисто женской непоследовательностью. Вслед за жестокой усмешкой глаза ее сверкнули отчаянием; она подошла к кровати и вдруг упала на подушку, разрыдавшись.
Тут-тук, царап-царап...
Что за странные звуки у двери? Кто-то тычется в нее тупой мордой, царапает когтями, кусает обивку... Катя Ивановна подняла голову и прислушалась.
Хав! Рр! Хав! - раздалось за дверью уже совершенно явственно.
Потом еще несколько тупых ударов, царапанье, визг, и дверь распахнулась перед каким-то безобразным, огромным комком шерсти и грязи, как вихрь ворвавшимся в комнату.
Еще секунда - и грязный комок, как мячик, взлетел прямо на кровать Кати Ивановны, бешено забил хвостом, облапил ее, лизнул в рот, нос, подбородок...
- Бьюти! - воскликнула молодая женщина. - Бьюти! Бьюти!
Да, это была она, верная Бьюти Микаэля Тингсмастера, но в каком виде! Тощая, одичалая, всклокоченная и грязная до того, что шерсть ее слиплась комьями, она повизгивала, тыкалась носом в Катю Ивановну, кружилась по комнате, обнюхивала каждый угол.
Наконец угомонившись, Бьюти села у ног Кати, положила ей на колени лапу и устремила на нее говорящий взгляд.
- Откуда ты взялась, Бьюти? - спросила миссис Василова.
Бьюти взвизгнула и шевельнула лапой. Тут только молодая женщина заметила у нее на лапе грязный полотняный лоскут, покрытый темными пятнами. Она осторожно развязала его, подошла к окну и вгляделась в покрывавшие его пятна. Они походили на кровь. В их расположении ей почудилась симметрия. Расправив лоскут на подоконнике, она прочла буква за буквой: "БИСК. ТОРПЕДА".
Собака следила за ней умными глазами. Как только Катя Ивановна снова повернулась к ней, она забила хвостом и обеими передними лапами стала срывать с себя ошейник, делая уморительные движения.
- Что еще, Бьюти?
Ну да, конечно, у нее найдется и еще кое-что. Откиньте ей голову, суньте ручку за ошейник и сорвите с веревочки конверт, привязанный туда с большой хитростью, так что собачьей лапе трудно его сорвать, а уж зубами и носом ни за что не достанешь. Вот так... Раскройте его, читайте!
