Александр Шуваев - FLY
- О ты, - провозгласил пилот, торжественно воздев кверху руку вместе с бутылкой, - от рождения своего поименованный Неясытью! Ты совершил свой первый подвиг, ты доказал, что можешь быть воином, и теперь, как воин, можешь получить свое истинное имя… Совет Вождей, - в составе меня и во- он того длинноносого, - рассмотрел дела твои и нарек тебя именем, - тут голос джутта окончательно исполнился пафоса и взлетел, став слышным для всех, - "Ночной Дождь". Мы с тобой знаем, почему имя это может быть именем воина…
Друзья переглянулись и, затянув монотонное: "Тын-ду, тын-ду, ты-ды-ды-ды-тын-ду!!!" - синхронно запрыгали на полусогнутых, напряженных ногах боком вперед, обходя машину по часовой стрелке - кругом и осторожно брызгая на нее - водкой. Инженер при сем по- прежнему изображал барабан, а Дубтах скороговоркой бормотал:"Выпей, о, отхлебни, крылатый собрат мой… Только не слишком много, потому что у нас с тобой сегодня еще много работы, а что я буду делать с тобой - пьяным?
После ритуала, доведенного до конца по-прежнему без единой улыбки, они молча указали техникам, где оставляют бутылки, в которых оставалось не менее трех четвертей содержимого. Потом некоторые техники из числа бывших послабее нервами, были склонны считать, что действо это им попросту приснилось. Спустя два часа, посадив "Ночной Дождь" на аэродром в Хальке-Хьенне, Дубтах вдруг поймал себя на непривычной мысли: авиация, в качестве транспортного средства все-таки чудовищна. Есть в этой ее ипостаси что-то недопустимое, и оправдывается это единственно наличием у нее всяческих иных качеств. Из сравнительно-теплого в этом благословенном году октября, он попал в самую настоящую, лютую, безжалостную, неукоснительную какую-то зиму. Из ландшафта разве что малость скучноватого, но, в общем, обыкновенного, дюжинного, он угодил в место кошмарное, с ландшафтом не от мира сего, а как будто бы целым куском перенесенном с иной планеты, либо же в пьяном бреду приснившимся знаменитому создателю "Скема Аньема Кайсеайриа", что в переводе обозначает: "Концепция Царства Вражьего" - преподобному аньх Пасьихи. И не то, чтобы Дубтах все видел в подробностях, - черный полюс потустороннести был буквально разлит в окружающем, пропитывал его. Окрестности аэродрома представляли собой припорошенное в шершавых местах сухим снежком, абсолютно мертвое плоскогорье черного камня, по сравнению с которым нормальная тундра показалась бы райскими кущами. Над кошмарной поверхностью почти постоянно дули упорные, тяжелые ветры, сдувавшие снег, они же уныло выли и свистели в зазубринах невысоких, резко изломанных скал, напоминающих черные кривые клыки. Поля морщинистых лав перемежались площадками камня блестевшего, как черное зеркало, а те сменялись чуть заглубленными матово-черными впадинами вулканического шлака. И при всем при том достаточно ему было затормозить повернутую к ветру носом машину, как из хаоса летящего параллельно земле снега тут же возник приземистый широколапый тягач, а самого пилота, зацепив самолет, встретил гигантский ютх, казавшийся от груды потертых меховых одежд еще более громоздким. Он настоял, чтобы пилот натянул поверх высотного костюма еще и тулуп, и только после этого пригласил Дубтаха в кабину. Минут через десять ровно, почти бесшумно двигавшаяся машина остановилась. Проблема помещений на этой базе была решена несколько трудоемко, но зато радикально, с присущим ютхам своеобразным юмором: они были выплавлены частью - в скале, частью - под поверхностью плато, а потом оборудованы и благоустроены, - тоже, надо сказать, с определенным налетом местного своеобразия. Например, - нигде, кроме как перед пультом, не было ни единого стула. В жилых помещениях, заместо традиционных шкур были постелены толстенные упругие маты, на которых лежали одеяла, подписанные спальные мешки и дрыхнувший мертвым сном сменный персонал. Посередине каждой комнаты мерцающим огнем светило устройство, изображавшее открытый очаг, и в радиусе четырех-пяти метров вокруг него было даже жарковато. Провожатый его сбросил шубу без затей, прямо на пол, Дубтах без колебаний последовал его примеру, после чего отцепил, наконец, шлем. Ютх как- то странно, но, впрочем, не без уважения глянул на него и произнес тонким голосом:
- Пожалуйста, - кушать. Потом отдыхать будешь…
В столовой было пустовато, только на одной подушке сидел, уставившись в пространство, здоровенный босоногий мужчина, по пояс голый, в одних только лоснящихся штанах.
Ели нарезанное узкими лентами вареное мясо в горячем и крепком бульоне, жирный желтый творог, хрусткие, толстые будылки зеленого лука, который, похоже, выращивался где-то здесь. Пили "Витабиол", слабенькое пиво и литра по два на брата крепкого чаю с сахаром. Все это время ютх время от времени бросал на него осторожные взгляды, как будто хотел что-то сказать, но не решался. Вежливый, деликатный ютх, - это само по себе было явлением почти что удивительным и маловероятным. Дубтах, с физиономией, раскрашенной смесью сажи с РТВ-эмульсии, с торчащими дыбом волосами, намазанными какой-то подлейшего нрава помадой, так, что даже гермошлем не смог их как следует примять, чувствовал себя полным, прямо-таки исключительным идиотом и мучительно краснел под боевой раскраской. Под конец его вежливый покровитель все-таки не выдержал, - уважительно поцокав языком, он вдруг выдал:
- Этта - ты правильно. По- мужски, да. Достойно восхищения, весьма.
- Что?
Ютх коснулся пальцем своей переносицы и понимающе покивал головой:
- Когда всерьез, когда мужчина идет на смерть, как в старину, как и всегда, да, - нужно уважать извечные обычаи и своих предков, нанося цвета своего племени на лицо. Это очень достойно, да, и я, право сказать - удивлен, поскольку думал, что ваши языки вовсе позабыли обычаи, обменяв их на ничьи традиции, всюду одинаковые.
Дубтах поначалу не понял, о чем идет медленная, размеренная речь собеседника, потом, сообразив, хотел протестовать, но вовремя опомнился, когда весь безбрежный идиотизм ситуации дошел до него. Он решил не расстраивать хорошего человека и слегка подыграть. Вежливо, строго покивав головой, он изрек:
- Все настоящие мужчины в корне своем одинаковы. Рад, что встретил так далеко от родных мест понимающего человека…
Это все, конечно, очень забавно и вообще замечательно, но с умыванием, похоже, придется подождать. Нет, воистину, чужая душа - потемки. Для того, чтобы завоевать расположение ютхов, прямо-таки по условию не уважающих никого из чужаков, необходимым оказалось прилететь с идиотски раскрашенной рожей на малораспространенной модели истребителя-бомбардировщика черного цвета.
