Журнал «Если» - «Если», 2005 № 08
Иногда по вечерам мне кажется, что я вижу в окне Винни. Но ведь вы знаете, как бывает с окнами по ночам: они превращаются в полупрозрачные зеркала, так что, глядя в них, можно увидеть и свое лицо на луне, и собственный буфет в птичьей кормушке у скамейки. Так и мне чудилось, будто я вижу Винни. Это было много раз, но я знала — стоит открыть рамы, чтобы сказать: «Привет, Винни!», — и снаружи не будет никого или будет одна из бродячих собак. Так что это был, конечно, никакой не Винни, а просто обман зрения.
Иногда ночной мрак играет с людьми и не такие шутки.
В общем, прошел первый месяц нашей совместной жизни… Да, я не говорила, что мой профессор здорово умеет целоваться? Он делает это просто божественно! Его рот буквально создан для поцелуев. Он мало со мной разговаривает, это верно, но поцелуи… Райское блаженство, если хотите знать. Больше всего мне нравится целовать его, когда он засыпает. А точнее — когда он уже совсем заснет. Когда он спит и видит сны. Когда забывает об окружающем и уходит в мир грез. Только во сне мужские губы расслабляются по-настоящему. Они превращаются в студень, в желе, и тогда с ними можно делать все что угодно, потому что только спящий мужчина не пытается ничего доказывать. Такова моя теория, хотя я могу и ошибаться. В жизни у меня было не очень-то много мужчин. Был один парень в старших классах — сам симпатичный и фигура ничего, да только и с ним у меня не было ничего серьезного, так что кто я такая, чтобы кого-то учить? И все же…
Ну а мой профессор — он не очень-то часто со мной целуется. Впрочем, ему нравится, когда я целую его. Многие мужчины относятся к женам почти как к матерям, и я считаю — это нормально. Если не верите, спросите любого, и вам скажут то же самое.
Однажды я забежала в «Папикс», чтобы повидаться с девчонками. Они, конечно, окружили меня и стали расспрашивать, как там моя семейная жизнь и каково быть женой академика. Ну, мне и хотелось чего-то в этом роде.
Только что закончилось время ланча, толпа схлынула, и в кафе не было ни души. Мы сидели в угловом полукабинете, курили и пили кофе со всякой всячиной. Только какая-то новая девчонка, которую взяли на мое место, вытирала столы и собирала посуду, чтобы остальные могли расслабиться. Музыкальный автомат играл «Чужие берега» — очень старую мелодию в инструментальной обработке. Потом девчонки стали заворачивать столовые приборы в бумажные салфетки, как мы всегда делали, и я по старой памяти взялась им помогать.
И тут я почувствовала, как меня распирает. У меня внутри сами собой возникли слова, которые так и просились наружу. Я знала, что я сейчас скажу, но думала: это пустяки, пустой треп, мираж, наподобие буфета в птичьей кормушке. Словом, я больше думала о ножах и вилках, которые собирала, когда у меня вдруг вырвалось:
— Если бы у него не было автоответчика, я бы никогда ни о чем не узнала.
Я и сама удивилась, что это сказала. Сказала — и сразу почувствовала, что мое лицо меня больше не слушается. Просто выдает все мои секреты!..
Бонни — та тощая девчонка, которая обвешана бижутерией, точно новогодняя елка — говорит:
— Автоответчика?…
— Да, — говорю. — Автоответчика, на котором студентки оставляют для него всякие сообщения.
Говорю, а сама чувствую, что никак не могу овладеть собственным лицом. Оно мне не подчиняется! Я даже губу прикусила, но подбородок все равно дрожал, и все это видели.
А Бонни уточняет:
— Ты хочешь сказать: он уже начал погуливать?
— Вовсе нет, — говорю. — Я совсем не то имею в виду… — Говорю, а сама пытаюсь вспомнить, что я хотела рассказать им о спящих мужчинах, о губах и поцелуях.
Но Лили — та, которая с завивкой — говорит:
— Черного кобеля не отмоешь до бела. Мужчины без интрижек жить не могут. Я всегда знала, что надолго его не хватит!
Это она-то знала — она, которая меняла мужчин как перчатки!..
Но Джоан — она из нас самая старшая — на нее прикрикнула.
— Заткнись! Ты, Лили, говоришь так только потому, что профессор не обратил на тебя никакого внимания. — Потом она поворачивается ко мне и добавляет: — Не расстраивайся, Гвендолин, Лили просто завидует. Я уверена, что твой профессор ни с кем не встречается. Он любит только тебя, любит до безумия. Разве не так, Гвен?…
Я отлично вижу, как Джоан подмигивает остальным, но сейчас для меня ее слова все равно что для корабля тихий порт в бурю.
— Да, — говорю я, быть может, чересчур громко. — Наш брак — это симбиоз. А студентки… Они звонят ему для того, чтобы предупредить, что не могут прийти на занятия, спросить насчет чего-то, что написал Аристотель, или договориться о частной консультации…
А Бонни говорит:
— О частной консультации? Это, значит, они к нему в кабинет приходят? Вот я и говорю…
Но Джоан и на нее рявкнула.
— Дайте человеку сказать…
А Лили тем временем расстилает на столах свои новые акриловые салфетки — те, французские, двухцветные, с бахромой и мягкой подкладкой. И бренчит, и звенит ножами и вилками, но молчит. Она молчит, а мне от этого молчания становится все хуже и хуже.
Я не знаю, отчего человек иногда начинает плакать просто ни с того ни с сего. Но когда я заплакала, Лили перестала звенеть посудой, а Джоан взяла бумажную салфетку, в которую собиралась завернуть ножи, и дала мне. Когда я вытерла глаза и высморкалась, она сказала:
— Бонни и Лили не хотели тебя обидеть, Гвендолин. Они вообще не имели в виду ничего такого, просто у них язык без костей. Мы все знаем, что проф тебя любит.
— Я тоже знаю, — отвечаю я. — Все дело в том, что он никогда ничего мне не говорит.
А в руках у меня было несколько вилок. Я сама не знала, что они все еще у меня. И я сжала их с такой силой, что наколола палец до крови. На коже выступила круглая красная капля, и я слизнула ее языком.
Никто не сказал ни слова. Они только смотрели на меня широко раскрытыми голодными глазами и молчали. Я не знала, что означают их взгляды, но они меня не успокоили.
Тогда я говорю:
— Я спрашивала и у моего лося, но он ничего не смог посоветовать. Что же мне теперь делать?
Но девчонки по-прежнему вели себя так, словно они меня не слышат, и я поняла, что напрасно упомянула о лосе. Слава Богу, в большинстве случаев люди просто не замечают подобные вещи. Они думают это что-то вроде… ну, выражение такое. «Я спросила у лося»… Просто такой оборот.
И все-таки я заметила, как Лили и Бонни переглянулись. Они как-то странно друг на друга смотрели, но что это значит, я сначала не поняла.
Но потом мне все стало ясно. «Он ей изменяет» — вот что означал этот взгляд.
